Блог клуба Эдуард Асадов

(Сказка-шутка)

     На старой осине в глуши лесной
     Жил леший, глазастый и волосатый.
     Для лешего был он еще молодой -
     Лет триста, не больше. Совсем незлой,
     Задумчивый, тихий и неженатый.

     Однажды у Черных болот, в лощине,
     Увидел он девушку над ручьем -
     Красивую, с полной грибной корзиной
     И в ярком платьице городском.

     Видать, заблудилась. Стоит и плачет.
     И леший вдруг словно затосковал...
     Ну как ее выручить? Вот задача!
     Он спрыгнул с сучка и, уже не прячась,
     Склонился пред девушкой и сказал:

     - Не плачь! Ты меня красотой смутила.
     Ты - радость! И я тебе помогу! -
     Девушка вздрогнула, отскочила,
     Но вслушалась в речи и вдруг решила:
     "Ладно. Успею еще! Убегу!"

     А тот протянул ей в косматых лапах
     Букет из фиалок и хризантем.
     И так был прекрасен их свежий запах,
     Что страх у девчонки пропал совсем...

     Свиданья у девушки в жизни были.
     Но если по-честному говорить,
     То, в общем, ей редко цветы дарили
     И радостей мало преподносили,
     Больше надеялись получить.

     А леший промолвил: - Таких обаятельных
     Глаз я нигде еще не встречал! -
     И дальше, смутив уже окончательно,
     Тихо ей руку поцеловал.

     Из мха и соломки он сплел ей шляпу.
     Был ласков, приветливо улыбался.
     И хоть и не руки имел, а лапы,
     Но даже "облапить" и не пытался.

     Донес ей грибы, через лес провожая,
     В трудных местах впереди идя,
     Каждую веточку отгибая,
     Каждую ямочку обходя.

     Прощаясь у вырубки обгоревшей,
     Он грустно потупился, пряча вздох.
     А та вдруг подумала: "Леший, леший,
     А вроде, пожалуй, не так и плох!"

     И, пряча смущенье в букет, красавица
     Вдруг тихо промолвила на ходу:
     - Мне лес этот, знаете, очень нравится,
     Наверно, я завтра опять приду! -

     Мужчины, встревожьтесь! Ну кто ж не знает,
     Что женщина, с нежной своей душой,
     Сто тысяч грехов нам простит порой,
     Простит, может, даже ночной разбой!
     Но вот невнимания не прощает...

     Вернемся же к рыцарству в добрый час
     И к ласке, которую мы забыли,
     Чтоб милые наши порой от нас
     Не начали бегать к нечистой силе!

Трепетным песенно-звонким утром
     Птиц заглушает то рык, то вой.
     Это меж Гангом и Брахмапутрой
     В джунглях кипит беспощадный бой.

     Нет, тут не даром нарушен мир!
     Взгляды и зубы здесь злее бритвы.
     Нынче схватились в смертельной битве
     Барс чернозвездный и хитрый тигр.

     Разный барсы бывают в джунглях.
     Но каждый запомнил тут как наказ:
     Что легче горячие слопать угли,
     Чем этого барса задеть хоть раз.

     О, как он красив в золотистой шкуре,
     Черные звезды по всей спине!
     Он добр. И от чьей-то кусачей дури
     На шалость вовек не ответит бурей,
     Не тронет ни в гневе, ни в злой грызне.

     Однако не дай бог его обидеть
     Хоть пулей, хоть раною от зубов!
     Ответа тут просто нельзя предвидеть,
     Он будет яростен, и суров.

     Он в битве бесстрашен. Но разве странно,
     Что, раненный, если минует смерть,
     Он будет все помнить, и все терпеть,
     И втайне зализывать молча раны.

     Он будет отныне как сгусток мести,
     Стальною пружиной в лесной глуши.
     В чем дело? Возможно, здесь слиты вместе
     И гнев, и особое чувство чести,
     И гордое пламя его души?!

     Кто б ни был тот враг: человек или зверь -
     Два грозных огня его не забудут
     И всюду искать непременно будут
     Ценою буквально любых потерь!

     И враг, будь сильней он хоть в сотню раз,
     Ему все равно не уйти от мести!
     От острых клыков оскорбленной чести,
     От гнева в прищуре зеленых глаз!

     И кто б ни свалил его в черном зле,
     Он будет, сжав когти и все терпенье,
     Искать оскорбителя и во мгле,
     И днем, и в предгорьях, и на земле,
     Пока, наконец, не свершит отмщенья!

     Поэтому все, кто хитры и мудры:
     Ни люди, ни хищники никогда
     Повсюду от Ганга до Брахмапутры
     Не смеют ему причинить вреда!

     А если безумец решит сразиться,
     Тогда будет только один ответ:
     Тому, кто напал, все равно не скрыться!
     Держись, оскорбитель! Дрожи, убийца,
     Барс чернозвездный шагнул на след!

Если друг твой в словесном споре
     Мог обиду тебе нанести,
     Это горько, но это не горе,
     Ты потом ему все же прости.

     В жизни всякое может случиться,
     И, коль дружба у вас крепка,
     Из-за глупого пустяка
     Ты не дай ей зазря разбиться.

     Если ты с любимою в ссоре,
     А тоска по ней горяча,
     Это тоже еще не горе,
     Не спеши, не руби с плеча.

     Пусть не ты явился причиной
     Той размолвки и резких слов.
     Встань над ссорою, будь мужчиной!
     Это все же твоя любовь.

     В жизни всякое может случиться,
     И коль ваша любовь крепка,
     Из-за глупого пустяка
     Ты не должен ей дать разбиться.

     И, чтоб после себя не корить
     В том, что сделал кому-то больно,
     Лучше добрым на свете быть,
     Злого в мире и так довольно.

     Но в одном лишь не отступай:
     На разрыв иди, на разлуку,
     Только подлости не прощай
     И предательства не прощай
     Никому: ни любимой, ни другу!

Ну каким ты владеешь секретом?
     Чем взяла меня и когда?
     Но с тобой я всегда, всегда:
     Днем и ночью, зимой и летом!

     Площадями ль иду большими
     Иль за шумным сижу столом,
     Стоит мне шепнуть твое имя -
     И уже мы с тобой вдвоем.

     Когда радуюсь или грущу я
     И когда обиды терплю,
     И в веселье тебя люблю я,
     И в несчастье тебя люблю.
     Даже если крепчайше сплю,
     Все равно я тебя люблю!

     Говорят, что дней круговерть
     Настоящих чувств не тревожит.
     Говорят, будто только смерть
     Навсегда погасить их может.

     Я не знаю последнего дня,
     Но без громких скажу речей:
     Смерть, конечно, сильней меня,
     Но любви моей не сильней.

     И когда мой звонок пробьет
     И окончу я путь земной,
     Знай: любовь моя не уйдет,
     А останется тут, с тобой.

     Подойдет без жалоб и слез
     И незримо для глаз чужих,
     Словно верный и добрый пес,
     На колени положит нос
     И свернется у ног твоих.

Я правду собираю по частицам,
     Как каменщик, что строит этажи.
     Ищу ее, крупицу за крупицей,
     В густых завалах хитрости и лжи.

     Есть люди, что картины собирают,
     Другие - книги ищут и хранят;
     Те марки или пленки покупают,
     А эти все, буквально все подряд.

     А я, точа, как говорится, перья
     И веря, что лишь истина права,
     Всю жизнь ищу сердечное доверье
     И честные, правдивые слова.

     Все сущее, как трепетную повесть,
     Я мерю меркой выстраданных дней.
     А эту мерку называют Совесть,
     И все живое сходится на ней!

     Возможно, рок подобное творит,
     Но если Совесть в ком-нибудь созреет
     И он отважно правду говорит,
     То в нем вдруг словно лампочка горит
     И весь он даже внешне хорошеет!

     И наших чувств недолговечен век.
     Все, говорят, на свете быстротечно,
     Но счастье может длиться целый век,
     Когда с тобою рядом человек,
     Которому ты веришь бесконечно.

     И как мне горько, если мой знакомый
     Иль где-то, может статься, даже друг
     Начнет о чем-то говорить и вдруг
     Солжет спокойно и почти весомо.

     А я от лжи мучительно страдаю,
     Но вот стесняюсь обличить его.
     И так бывает стыдно за него
     И за себя, что это позволяю...

     А собеседник, видя, что идет
     Любая ложь, коль я не возражаю,
     Порой еще напористее врет,
     И спорить бесполезно. Понимаю.

     Но как же остро хочется порою,
     Устав от лжи бесчувственно-пустой,
     Пробыть хоть час с открытою душой,
     Где, словно луч с хрустальною водою,
     Сверкает правда рыбкой золотой!

Отважному защитнику Брестской крепости
     и Герою Труда Самвелу Матевосяну

     За каждый букет и за каждый цветок
     Я людям признателен чуть не до гроба.
     Люблю я цветы! Но средь них особо
     Я эту вот розу в душе сберег.

     Громадная, гордая, густо-красная,
     Благоухая, как целый сад,
     Стоит она, кутаясь в свой наряд,
     Как-то по-царственному прекрасная.

     Ее вот такою взрастить сумел,
     Вспоив голубою водой Севана,
     Солнцем и песнями Еревана,
     Мой жизнерадостный друг Самвел.

     Девятого мая, в наш день солдатский,
     Спиной еще слыша гудящий ИЛ,
     Примчался он, обнял меня по-братски
     И это вот чудо свое вручил.

     Сказал: - Мы немало дорог протопали,
     За мир, что дороже нам всех наград,
     Прими же цветок как солдат Севастополя
     В подарок от брестских друзей-солдат.

     Прими, дорогой мой, и как поэт
     Этот вот маленький символ жизни,
     И в память о тех, кого с нами нет,
     Чьей кровью окрашен был тот рассвет -
     Первый военный рассвет Отчизны. -

     Стою я и словно бы онемел...
     Сердце вдруг сладкой тоскою сжало.
     Ну, что мне сказать тебе, друг Самвел?!
     Ты так мою душу сейчас согрел,
     Любого "спасибо" здесь будет мало!

     Ты прав: мы немало прошли с тобой,
     И все же начало дороги славы -
     У Бреста. Под той крепостной стеной,
     Где принял с друзьями ты первый бой,
     И люди об этом забыть не вправе!

     Чтоб миру вернуть и тепло, и смех,
     Вы первыми встали, голов не пряча,
     А первым всегда тяжелее всех
     Во всякой беде, а в войне - тем паче!

     Мелькают рассветы минувших лет,
     Словно костры у крутых обочин.
     Но нам ли с печалью смотреть им вслед?!
     Ведь жаль только даром прошедших лет,
     А если с толком - тогда не очень!

     Вечер спускается над Москвой,
     Мягко долив позолоты в краски,
     Весь будто алый и голубой,
     Праздничный, тихий и очень майский.

     Но вот в эту вешнюю благодать
     Салют громыхнул и цветисто лопнул,
     Как будто на звездный приказ прихлопнул
     Гигантски-огненную печать.

     То гром, то минутная тишина,
     И вновь, рассыпая огни и стрелы,
     Падает радостная волна,
     Но ярче всех в синем стекле окна -
     Пламенно-алый цветок Самвела!

     Как маленький факел горя в ночи,
     Он словно растет, обдавая жаром.
     И вот уже видно, как там, в пожарах,
     С грохотом падают кирпичи,

     Как в зареве вздыбленном, словно конь,
     Будто играя со смертью в жмурки,
     Отважные, крохотные фигурки,
     Перебегая, ведут огонь.

     И то, как над грудой камней и тел,
     Поднявшись навстречу свинцу и мраку,
     Всех, кто еще уцелеть сумел,
     Бесстрашный и дерзкий комсорг Самвел
     Ведет в отчаянную атаку.

     Но, смолкнув, погасла цветная вьюга,
     И скрылось видение за окном.
     И только горит на столе моем
     Пунцовая роза - подарок друга.

     Горит, на взволнованный лад настроив,
     Все мелкое прочь из души гоня,
     Как отблеск торжественного огня,
     Навечно зажженного в честь героев!

Виктору Чибисову, Александру Горячевскому,
     Борису сергееву, Юрию Коровенко

     Пришли друзья. Опять друзья пришли!
     Ну как же это славно получается:
     Вот в жизни что-то горькое случается,
     И вдруг - они! Ну как из-под земли!

     Четыре честно-искренние взора,
     Четыре сердца, полные огня.
     Четыре благородных мушкетера,
     Четыре веры в дружбу и в меня!

     Меня обидел горько человек,
     В которого я верил бесконечно.
     Но там, где дружба вспыхнула сердечно,
     Любые беды - это не навек!

     И вот стоят четыре генерала,
     Готовые и в воду, и в огонь!
     Попробуй подлость подкрадись и тронь,
     И гнев в четыре вскинется кинжала.

     Их жизнь суровей всякой строгой повести.
     Любая низость - прячься и беги!
     Перед тобой четыре друга совести
     И всякой лжи четырежды враги!

     Пусть сыплет зло без счета горсти соли,
     Но если рядом четверо друзей
     И если вместе тут четыре воли,
     То, значит, сердце вчетверо сильней!

     И не свалюсь я под любою ношею,
     Когда на всех и радость, и беда.
     Спасибо вам за все, мои хорошие!
     И дай же бог вам счастья навсегда!

Однажды парком в предзакатный час
     Шла женщина неспешно по дороге.
     Красавица и в профиль, и в анфас,
     И в глубине зеленоватых глаз -
     Одна весна и никакой тревоги.

     Была она как ветер молода,
     И, видимо, наивна до предела,
     Иначе б непременно разглядела
     Три тени за кустами у пруда.

     Не всем, видать, предчувствие дано.
     Тем паче если не было примеров
     Чего-то злого. В парке не темно,
     И шла она уверенно в кино
     Без всяческих подруг и кавалеров.

     Но быть в кино ей, видно, не судьба:
     Внезапно с речью остроэкзотичной
     Шагнули к ней три здоровенных лба
     С нацеленностью явно эротичной.

     Один промолвил, сплюнув сигарету:
     "Она - моя! И споров никаких!"
     Другой: "Ну нет! Я сам сожру конфету!"
     А третий хмыкнул: "Мы красотку эту
     По-дружески разделим на троих!"

     Закат погас, и в парке стало хмуро.
     Вдали сверкнули россыпи огней...
     "Ну, хватит! Брось таращиться как дура!
     Ступай сюда в кусты!" И три фигуры,
     Дыша спиртным, придвинулись плотней.

     "Ребята, что вы?!"... Голос замирает,
     А трое смотрят хмуро как сычи.
     "Вы шутите? Ну что вас раздирает?!" -
     "Мы шутим? Да серьезней не бывает!
     Снимай же все, что надо, и молчи!"

     Один дохнул: "Заспоришь - придушу!
     Сейчас исполнишь все, что нам угодно!
     Чтоб выжить - покажи, на что способна!"
     Она вздохнула: "Ладно... Покажу!"

     Неторопливо сбросила жакетку
     И первому, уже без лишних фраз,
     Ребром ладони яростно и метко
     По горлу - словно сталью: раз! И раз!

     И вновь - удар! "Теперь души, скотина!"
     И тут буквально чудо наяву:
     Почти со шкаф величиной, мужчина
     Как сноп мгновенно рухнул на траву!

     Другой, взревев, рванулся к ней навстречу,
     Но тут - прием и новый взмах рукой!
     И вот уже второй за этот вечер
     Как бык уткнулся в землю головой...

     А третий, зло зубами скрежеща
     И целясь впиться в горло пятернею,
     Вдруг резко вырвал нож из-под плаща
     И прыгнул кошкой с бранью беспощадною.

     Она же резко вымолвила: "Врешь!"
     И, сжавшись, распрямилась как пружина.
     И вот, роняя зазвеневший нож,
     На землю третий грохнулся детина.

     И тут, покуда, ползая ужом,
     Они стонали, мучаясь от боли,
     Она, как вспышка воплощенной воли,
     Шагнула к ним с подобранным ножом.

     "Ну что, мерзавцы? Отвечайте, что?!
     Насильничать решили? Дескать, сила?
     Скажите же спасибо мне за то,
     Что я вам жизни нынче сохранила!

     Сейчас я вновь в кинотеатр иду,
     А ровно через два часа - обратно.
     Однако же прошу иметь в виду:
     Чтоб даже духу вашего в саду
     Здесь просто близко не было. Понятно?!

     А притаитесь где-то за кустом,
     Тогда, клянусь, что я на этом месте
     Лишу вас вашей жеребячьей чести
     Вот этим самым вашим же ножом!

     А если ж вдруг найдете пистолет,
     Намного хлеще сыщете ответ:
     Ведь я кладу почти что пулю в пулю
     И рисковать вам даже смысла нет!"

     Чуть улыбнувшись, строго посмотрела,
     Губной помадой освежила рот,
     Неторопливо кофточку надела
     И легким шагом двинулась вперед.

     Шла женщина спокойно и упрямо,
     И строгий свет горел в ее глазах,
     А сзади три насильника и хама,
     Рыча от боли, корчились в кустах...

     О, люди! В жизни трудно все предвидеть!
     И все-таки не грех предупредить
     Мужчин, способных женщину обидеть
     И даже силу где-то применить:

     Чтить женщину есть множество причин:
     Когда умом, да и силенкой тоже
     Она сегодня часто стоить может
     И двух, и трех, и пятерых мужчин!

Разрушили великую страну,
     Ударив в спину и пронзая сердце.
     И коль спросить и пристальней вглядеться,
     На чьи же плечи возложить вину?

     А, впрочем, это долгий разговор.
     Вопрос другой, не менее суровый:
     Куда мы нынче устремляем взор
     И что хотим от этой жизни "новой"?

     Твердят нам: "Если прежней нет страны,
     То нет былых ни сложностей, ни бренностей.
     Сейчас иные мерки нам нужны.
     У нас теперь переоценка ценностей!"

     Переоценка, говорите вы?
     А кто для нас настроил эти стенки?
     Ведь от любых границ и до Москвы.
     Уж если брать не с глупой головы,
     Какие тут еще "переоценки"?!

     Как в прошлом каждый в государстве жил?
     Не все блестяще было, что ж, не скрою.
     Диктат над нами безусловно был,
     И "черный воронок" мелькал порою...

     Да, было управленье силовое.
     Теперь все это вовсе не секрет.
     Но было же, но было и другое,
     Чего сегодня и в помине нет!

     Пусть цифры строги и немного сухи,
     Но лезли круто диаграммы вверх.
     То строилась страна после разрухи!
     И за успехом вспыхивал успех!

     Росла в плечах плотина Днепростроя,
     Звенели сводки, как победный марш,
     Кружились в песнях имена героев,
     Турксиб летел в сиянии и зное,
     Рос Комсомольск, Магнитка, Уралмаш!

     Но вновь нам горло стиснула война.
     Опять разруха и опять работа!
     Но снова вспыхнул свет за поворотом:
     И вновь, как в сказке, выросла страна!

     Ну а теперь какими же мы стали?
     Ведь в прошлом, бурно двигаясь вперед,
     Мы из разрухи родину вздымали,
     А нынче просто все наоборот!

     А нынче, друг мой, сердцем посмотри:
     Страшась в бою открытых с нами схваток,
     Противники коварно, изнутри
     Вонзили нам ножи между лопаток.

     Сперва, собравшись на краю земли,
     К взрывчатке тайно приложили жало,
     А после: трах! И к черту разнесли,
     И родины былой - как не бывало!

     И все, что люди прежде воздвигали,
     И чем мы все гордились столько лет,
     Разрушили, снесли, позакрывали,
     Разграбили державу и... привет!

     И на глазах буквально у народа
     Все то, что создавалось на века,
     Плотины, шахты, фабрики, заводы, -
     Практически спустили с молотка!

     Возможно ль, впав в осатанелый раж,
     Буквально все и растащить, и слопать?!
     И можно ль честно деньги заработать,
     Чтобы купить аж целый Уралмаш?!

     А ведь купил! Нашелся скромный "гений".
     Раз деньги есть, то и нахальство есть!
     А Уралмаш - лишь часть его владений,
     А всех богатств, пожалуй, и не счесть!

     Когда же всем нам истина откроется,
     Что мы идем практически ко дну,
     Коль педагоги по помойкам роются,
     А те, с кем даже власть уже не борется,
     Спокойно грабят целую страну!

     "Переоценка", говорите вы?
     Вы к нищенству уже спустили планку.
     Историю России и Москвы, -
     Все вывернули нынче наизнанку!

     Мол, Русь тупа, культура нам лишь снится,
     Науки нет совсем, а потому
     Нам якобы уж нечем и гордиться,
     А чтобы хоть чего-нибудь добиться,
     Должны мы раболепно поклониться
     Любому заграничному дерьму!

     Жизнь рушится и к черту рассыпается.
     Ну вот и вся "переоценка ценностей"!
     И если молвить без вранья и лености,
     То чепуха же просто получается!

     И, может, лучше в самом же начале
     Признать провалом совершенный путь.
     И то, что мы недавно отрицали,
     Свергали и ругательски ругали,
     Вновь нынче с благодарностью вернуть?!

Умирают деревни, умирают деревни!
     Исчезают навеки, хоть верь, хоть не верь.
     Где отыщется слово суровей и гневней,
     Чтобы выразить боль этих жутких потерь?!

     Без печали и слез, будто так полагается,
     Составляется акт, что с таких-то вот пор
     Деревенька та "с данных учетных снимается"
     И ее больше нет. Вот и весь разговор.

     А ведь как здесь когда-то кипела жизнь!
     С гулом техники, свадьбами и крестинами.
     Воевали с врагами и вновь брались
     И трудиться, и свадьбы справлять с любимыми.

     И бурлила бы с шуткой и смехом жизнь,
     И пошла бы считать она вверх ступени,
     Если б в душу ей яростно не впились
     Все, кто жаждал свалить ее на колени!

     Почему покидают тебя сыновья?
     Отчего твои дочери уезжают?
     Потому что нищают твои края!
     И тебя в беззакониях попирают!

     Сколько сел на Руси, что от благ далеки,
     Нынче брошены подло на прозябанье?!
     Где живут, вымирая, одни старики,
     И стираются с карты былые названья.

     Сколько мест, где село уж давно не село,
     Где потухшую жизнь только пыль покрывает,
     Где репьем как быльем все до крыш поросло,
     И в глазницах окон только ветры гуляют...

     Впрочем, есть и деревни, где жизнь и труд,
     И в сердцах еще где-то надежда бьется.
     Только сел, где не сеют уж и не жнут,
     Не поют, не мечтают и не живут,
     С каждым годом все больше под нашим солнцем...

     Так на чем же, скажите, живет Россия?
     И какой поразил нас суровый гром?!
     Что ж мы делаем, граждане дорогие?
     И к чему же в конце-то концов придем?!

     Пусть не знаю я тонкостей сельской жизни,
     Пусть меня городская судьба вела,
     Только всех нас деревня произвела,
     Из которой все корни моей Отчизны!

     Это значит... а что это вправду значит?
     Значит, как там ни мучайся, ни крути,
     Но для нас нет важней на земле задачи,
     Чем деревню вернуть, возродить, спасти!

     А покуда в нелегкие наши дни
     За деревней - деревня: одна, другая,
     Обнищав, словно гасят и гасят огни,
     И пустеют, безропотно исчезая...