Алексей Толстой

Ой стоги, стоги,

На лугу широком!

Вас не перечесть,

Но были для девы другие отрады,

Шептали о Боге ей ночь и луна,

Лавровые рощи цветущей Эллады,

............

Прости, печальный мир, где темная стезя
‎Над бездной для меня лежала,
‎Где жизнь меня не утешала,

Мне в душу, полную ничтожной суеты,

Как бурный вихорь, страсть ворвалася нежданно,

С налёта смяла в ней нарядные цветы

Что ни день, как поломя со влагой,

Так унынье борется с отвагой,

Жизнь бежит то круто, то отлого,

Уж ты мать-тоска, горе-гореваньице!

Ты скажи, скажи, ты поведай мне:

На добычу-то как выходишь ты?

Уж ты нива моя, нивушка,

Не скосить тебя с маху единого,

Не связать тебя всю во единый сноп!

Уж ласточки, кружась, над крышей щебетали,

Красуяся, идёт нарядная весна:

Порою входит так в дом скорби и печали

Угораздило кофейник

С вилкой в роще погулять.

Набрели на муравейник;

Стасюлевич и Маркевич
Вместе побранились;

Стасюлевич и Маркевич
Оба осрамились.


«Ты поляк,— гласит Маркевич,—
В этом я уверен!»

Когда был обвинён старицкий воевода,

Что, гордый знатностью и древностию рода,

Присвоить он себе мечтает царский сан,

1

Князь выехал рано средь гридней своих
В сыр-бор полеванья изведать;

Гонял он и вепрей, и туров гнедых,

Сердце, сильней разгораясь от году до году,

Брошено в светскую жизнь, как в студёную воду.

В ней, как железо в раскале, оно закипело:

К Роману Мстиславичу в Галич послом
Прислал папа римский легата.

И вот над Днестром, среди светлых хором,
В венце из царьградского злата,

Князь слушает, сидя, посольскую речь,

Порой, среди забот и жизненного шума,

Внезапно набежит мучительная дума

И гонит образ твой из горестной души.