Медея. Анатолий Васильев.

Администратор 11 января 2016 Рейтинг: 0 Голосов: 0 629 просмотров

Медея. Анатолий Васильев. В основе постановки - пьеса Хайнера Мюллера, состоящая из обрывков фраз, беспорядочных слов, не разделенных знаками препинания. В роли Медеи - французская актриса Валери Древиль. О я мудрая я Медея Я Понимаю у вас больше нет крови Теперь все тихо Крики Колхиды тоже умолкли И больше ничего, - на экране еще мерцают последние проклятия, брошенные Медеей Ясону, когда на сцену выходит женщина. Уверенная в себе, она выглядит немного усталой. Садится спиной к экрану. Чиркает зажигалкой. Закуривает. Затягиваясь, женщина всматривается в зрителей, разыскивая того, кто разделил с ней убийство родного брата. Последние десять лет Анатолий Васильев не проявлял ровным счетом никакого интереса к современным авторам. Он ставил Пушкина, Лермонтова, Мольера, объясняя, что в его театральной системе на первом месте стоит слово. Но то, что впервые со времен Серсо Славкина он выбрал для постановки современную пьесу, вполне закономерно: пьеса Медея. Материал немецкого драматурга Хайнера Мюллера замечательна именно операциями над языком. Текст, состоящий из обрывков фраз, лишенных знаков препинания, повествовательной логики и интонации, стилизован под архаику: проклиная весь мир во главе с Ясоном, Медея Мюллера возвращается к языку своих предков - обитателей окраин мира. Сыграть Медею Васильев пригласил французскую актрису Валери Древиль (девять лет назад она играла Нину в лермонтовском Маскараде, поставленном Васильевым в Комеди Франсез). Древиль играет в традиционной васильевской технике, в которой не остается места обычному актерскому интонированию. Но, прекрасно владея этой техникой, Древиль остается невероятно искренней и страстной. За сорок минут (столько длится спектакль) залитое солнцем море на видеопроекции постепенно превращается в море крови, а затем в нефтяно-черную поверхность с белым айсбергом в центре. Этих сорока минут оказывается достаточно Древиль для того, чтобы крики Колхиды разбудили в обаятельной француженке ее варварское начало. А затем зритель становится свидетелем того, как женщина, мстя миру за нанесенную ей обиду, освобождается от всего, что связывает ее с цивилизацией. Она чиркает зажигалкой. Но на этот раз не закуривает, а разводит жертвенный костер. В нем она сожжет сначала деревянных кукол, изображающих ее детей, затем свою одежду. Затем, обнаженная, она отбросит и сам текст, знаменуя завершение пути.