Но что-то в них, все же, было.
Толи нежность погасшая некогда, то ли горе
В глубине синевы застыло.
И хотелось в них окунуться, как будто в воду,
Дотянуться до дна и вынуть.
Чтобы выпустить эти искорки на свободу,
Чтобы дать ей выжить.
А она улыбалась, всегда и при каждой встрече,
Читала Ахматову, Гумилева.
И если срывалась в один неприметный вечер,
К утру улыбалась снова.
Говорила всегда о чем-то простом, не важном,
Обычном, земном, ... но близком:
О том, что соседской кошке на крыше страшно,
И как птицы летают низко;
Как дерутся дети под окнами на площадке,
Как их мать ругает;
Как они вырастают и пишут стихи в тетрадке,
А потом ее вдруг сжигают.
Как такси подъезжает к дому всегда чуть позже,
Чем обещано при заказе;
И что лучше цветы выращивать, не тревожить,
Чем душить их в вазе.
Я смотрел ей в глаза, ни разу не понимая,
Кто она? Кто мы с ней?
Но за руку пройти готов с нею был до края
Даже десять жизней.
