Конь-сентябрь гремит подковами,
Осень правит на возу.
Я тебе вина тернового,
Сколь захочешь, привезу.
На скамейке, что под ивами,
Посторонним не видны,
Просидим всю ночь счастливыми,
Виноваты без вины.
А когда вино закончится,
И пробьёт разлучный час,
Захмелевшим одиночеством
Разнесёт по свету нас.
Ты небрежно заметил, что красный тебя раздражает…
Я приеду в карете, похожей на жёлтую тыкву,
И какой-нибудь самый большой местечковый державин
Зарифмует, что дама к восторженным взглядам привыкла.
Да и что тут такого, коль в жизни случалось немало?
[Разбивается слово упавшей хрустальной подвеской.]
Кто же знает, мой светлый, что золушка страшно устала,
А на кучке из пепла для чтения – лучшее место…
Ну а, впрочем, вернуться на кухню мы сможем и сами...
[Превращаются в бутсы изящные тонкие шпильки!]
Этой полночью, носом уткнувшись в «Увенчанный снами»
Колдовал мне без спроса, сочувствуя, дядюшка-Рильке.
Ты небрежно заметил, что красный тебе не подходит…
Я приеду в карете, она не краснеет, однако!
Если жёлтый не хочешь, ворча, что кареты не в моде –
Мы дождёмся от строчек какого-то нового знака...
Скрипнет лодка уключиной,
Чиркнет носом по льдам…
Ни худому, ни лучшему
Позабыться не дам.
Пусть уже не до смеха нам,
Но и ты не забыл,
Что – куда б ни приехали –
Я твой берег и тыл.
Душам холодно голыми –
Даже это не в счёт…
А безумные головы
И Харун не сечёт!
Поникнет пламя, звякнет вьюшка,
Глотнув морозного стекла,
А мы, согревшие друг дружку,
Вздохнём, что жизнь почти прошла.
Но снова день в Христовы ясли
Сойдёт из чаши голубой,
И кто-то будет так же счастлив,
Как ты – со мной, как я – с тобой…
Когда шмели гудеть устанут
и упадут на клевера,
а следом облако – сметаной
в обед – растает, и жара,
гася пожар в своей утробе,
проглотит пруд, впадая в раж –
от сотворённой полднем Гоби
поднимет голову мираж.
И – заклубится, задымится
в нём то, что было и прошло,
где вместе – рыбы, звери, птицы
и люди – счастливы зело,
и никакого рядом гада,
а мы, как Ева и Адам,
которым мудрствовать не надо
над грозной фразой: – Аз воздам!
Мираж опустится на веки
туманом, сном – тебе и мне,
и мы останемся навеки
вдвоём в пленительной стране,
где всякий – ближнему поможет,
найдёт прощенья Вечный Жид,
и каждый новый день погожий –
ещё один наворожит.
На дне морском
почкуются кораллы,
Сам лягва-чёрт
на мир не держит зла.
Я от любви
три раза умирала,
Да только вот
ещё – не умерла.
Зелёный мрак –
кормушка и жилище:
Клюют мальки
дрейфующий планктон.
Ходячий дом
актиния не ищет,
Её всегда
находит первым – он!
Но и на дне –
не всякое быть может:
Звезда с китом,
что тля и баобаб,
И зря с её
амбулакральных ножек
Не сводит глаз
голодный хмурый краб.
Короче, там –
бесчувствие астрала,
Хотя в цене –
неоновый окрас.
Я от любви
три раза умирала.
Больней всего –
в последний, третий раз…
Ты сегодня меня не услышишь,
Будешь щуриться хмуро и зло.
Белый Ангел взлетает над крышей,
Обжигая о небо крыло…
А потом поглядишь виновато –
То ли смех прозвучит, то ли – стон.
Красный Ангел (рожденье заката)
Задевает за кончики крон…
И уже, воплощением ночи,
Темнота. Никого не любя,
Черный Ангел несчастья пророчит,
И похож он сейчас на тебя…
Я, наверно, о многом жалею,
Вся в клубках неоконченных дел.
Ночь ежом покатилась в аллею –
Белый Ангел над ней пролетел…
Я не успела, Вы уже ушли!
Мне очень жаль, но – что теперь поделать…
Я Вас любила глупо, неумело,
Я думала, что мы б ещё могли….
Иль не могли – зачем мешать судьбе,
Она и так обыденно-нелепа,
А, впрочем, лгу, я Вас любила слепо,
Доверясь слов прекрасной ворожбе.
Мы все живём, как на краю Земли,
Навзрыв, навзрыд и в разных измереньях,
А может, Вы шепнёте мне в смятенье:
– Я Вас люблю, мы б, знаете, могли…
Я не спорю с судьбой – что толку:
Для всего свой отмерен час.
Лунный свет бледно-синим шёлком
Обнимал в этот вечер нас.
Зажигался свечою мутной,
В разговорах пустых затих.
Словно кошка – клубком уютным
На коленях уснул моих.
Не нарушив небесных правил,
Он исчез поутру в тоске...
Лунный свет навсегда оставил
Белый след на твоём виске.
Вспыхнет утро лиловым агатом,
Над заливом повиснет звезда,
Ей посмотрит в глаза виновато
Отраженьем небесным вода.
Просыпаюсь до первого света:
Раньше самых предутренних птиц.
А глаза твои рысьего цвета
В обрамлении темных ресниц.
Понимаю тебя с полу-вздоха
И не плачу, судьбу не кляня,
Зная точно: не так уж и плохо,
Что любовь вдруг настигла меня.
Пусть у нас нет ни "после", ни "прежде",
Пусть рассвет растворится в воде,
Я в глаза загляну, как надежде,
Ускользающей утром звезде…
