На реке форелевой, в северной губернии,
В лодке сизым вечером, уток не расстреливай:
Благостны осенние отблески вечерние
Обворожительных имений,
Рек, деревень, садов и сел
На свете много; тем не меней,—
Ты каждый день приходишь, как гризетка,
В часовню грез моих приходишь ты;
В мои мечты неизреченныеВплелась вечерняя печаль
Мирра Лохвицкая
Есть странное женское имя — Пиама,
В котором зиянье, в котором ужал,
И будь это девушка, будь это дама, —
Я чувствую, как падают цветы
Черемухи и яблони невинных…
Если закат в позолоте,
Душно в святом терему.
Случалось вам, я думаю, не раз
Любить на миг спокойное мерцанье
И задушевность незнакомых глаз,
К востоку, вправо, к Удреасу,
И влево — в Мартc и в Изенгоф,
Одетый в солнце, как в кирасу,
Валерию Брюсову
Король на плахе. Королевство -
Уже республика: и принц
Ко всенощной зовут колокола,
Когда в путь вышедшие на рассвете,
Мы различаем в далях монастырь.
Проворная, просторная бежала по весне вода.
Ты, черная, позорная зима-мертвунья, сгинь.
Амурная, задорная, шалила дева Кеvаde.
Яблоновые рощи на отлогих зелёных и приветливых склонах
Говорят о весеннем белорозовом нежном и мятежном цветеньи,
При таком безразличном в городах безвоздушных в ваших глупых салонах,
Много видел я стран и не хуже ее —
Вся земля мною нежно любима.
Но с Россией сравнить?… С нею — сердце мое,
Что Эрик Ингрид подарил?
Себя, свою любовь и Север.
Что помечталось королеве,