Н. Н. Кедрову
У великого моря Хвалынского,
Заточённый в прибрежный шихан,
А. В. Гольштейн
Я люблю усталый шелест
Старых писем, дальних слов…
Старинным золотом и жёлчью напитал
Вечерний свет холмы. Зардели красны, буры
Клоки косматых трав, как пряди рыжей шкуры.
Сердце мира, солнце Алкиана,
Сноп огня в сиянии Плеяд!
Над зеркальной влагой Океана —
2
Седым и низким облаком дол повит…
Чернильно-сини кручи лиловых гор.
Горелый, ржавый, бурый цвет трав.
Бальмонту
В душе моей мрак грозовой и пахучий…
Там вьются зарницы, как синие птицы…
«Каждый побрёл в свою сторонуЧитать...И никто не спасёт тебя».
(Слова Исайи, открывшиеся
в ночь на 1918 г.)
К. Ф. Богаевскому
«Postquam devastationem XL aut amplius diesЧитать...Roma fuit ita desolata, ut nemo ibi hominum,
nisi bestiae morareuntur».
Я вся — тона жемчужной акварели,
Я бледный стебель ландыша лесного,
Я лёгкость стройная обвисшей мягкой ели,
Валерию Брюсову
По ночам, когда в тумане
Звёзды в небе время ткут,
Он был из тех, в ком правда малых истин
И веденье законов естества
В сердцах не угашают созерцанья
7
Облака клубятся в безднах зелёных
Лучезарных пустынь восхода,
И сбегают тени с гор обнажённых
Цвета роз и мёда.
Гряды холмов отусклил марный иней.
Громады туч по сводам синих дней
Ввысь громоздят (всё выше, всё тесней)
Мы заблудились в этом свете.
Мы в подземельях тёмных. Мы
Один к другому, точно дети,
(Март 1917 г.) В.А. Рагозинскому
В Москве на Красной площади