Ты родился в нем, помнишь? Скажи мне число и имя.
Я тебе не сестра, я ангел твой посторонний,
Пятикрылая тень от мельницы шестикрылой.
Вымой пол или вымой посуду, беды не будет,
Мир есть то, что ты слышишь, но лишь пока сохнут капли,
Даже если ты самый любимый на свете голем,
То на Бога всегда найдутся «добрые люди».
А оставишь дом грязным – все то же, беды не будет,
Мене, текел, фарси, мене, текел, фарси, мене, мене…
По губам твоим струйкой бегут первобытные слюни,
С молоком материнским мешаясь в четвертом колене.
Кровь спаялась с узором на саломеевом блюде,
Целый вечер на небе кружатся и пляшут вороны,
Тень под землю уходит, свернувшись клубочком змеиным,
И судьба на ладонях резы с чертами выводит.
Для того ли тебя рожали, любили, растили?
Оживай, оживай, мой хороший, у двери – Пасха,
Мы разломим калачик на равные честные части
И зажжем над восходом новый вселенский светильник,
Только имя скажи, назови себя вслух, ты же помнишь
Вещий шепот пустыни и темную гладь Иордана,
У людей разъяренных на площади лица больные,
Будто душу им выклевал лающий бурый могильник,
Здешний воздух золист и тяжел, как посмертная яма,
Обрастают в нем плесенью равно что слово, что стоны,
В горле комом встают и клокочут баховы «Страсти»,
Я хочу, чтобы ты их услышал. Ты слышишь, ты слышишь?
Ия Кива
