Блог клуба Эдуард Асадов

Проехав все моря и континенты,
     Пускай этнограф в книгу занесет,
     Что есть такая нация - студенты,
     Веселый и особенный народ!

     Понять и изучить их очень сложно.
     Ну что, к примеру, скажете, когда
     Все то, что прочим людям невозможно,
     Студенту - наплевать и ерунда!

     Вот сколько в силах человек не спать?
     Ну день, ну два... и кончено! Ломается!
     Студент же может сессию сдавать,
     Не спать неделю, шахмат не бросать
     Да плюс еще влюбиться ухитряется.

     А сколько спать способен человек?
     Ну, пусть проспит он сутки на боку,
     Потом, взглянув из-под опухших век,
     Вздохнет и скажет:- Больше не могу!

     А вот студента, если нет зачета,
     В субботу положите на кровать,
     И он проспит до следующей субботы,
     А встав, еще и упрекнет кого-то:
     - Ну что за черти! Не дали поспать!

     А сколько может человек не есть?
     Ну день, ну два... и тело ослабело...
     И вот уже ни встать ему, ни сесть,
     И он не вспомнит, сколько шестью шесть,
     А вот студент - совсем другое дело.

     Коли случилось "на мели" остаться,
     Студент не поникает головой.
     Он будет храбро воздухом питаться
     И плюс водопроводною водой!

     Что был хвостатым в прошлом человек -
     Научный факт, а вовсе не поверье.
     Но, хвост давно оставя на деревьях,
     Живет он на земле за веком век.

     И, гордо брея кожу на щеках,
     Он пращура ни в чем не повторяет.
     А вот студент, он и с хвостом бывает,
     И даже есть при двух и трех хвостах!

     Что значит дружба твердая, мужская?
     На это мы ответим без труда:
     Есть у студентов дружба и такая,
     А есть еще иная иногда.

     Все у ребят отлично разделяется,
     И друга друг вовек не подведет.
     Пока один с любимою встречается,
     Другой идет сдавать его зачет...

     Мечтая о туманностях галактик
     И глядя в море сквозь прицелы призм,
     Студент всегда отчаянный романтик!
     Хоть может сдать на двойку романтизм.

     Да, он живет задиристо и сложно,
     Почти не унывая никогда.
     И то, что прочим людям невозможно,
     Студенту - наплевать и ерунда!

     И, споря о стихах, о красоте,
     Живет судьбой особенной своею.
     Вот в горе лишь страдает, как и все,
     А может, даже чуточку острее...

     Так пусть же, обойдя все континенты,
     Сухарь этнограф в труд свой занесет.
     Что есть такая нация - студенты,
     Живой и замечательный народ!

Проект был сложным. Он не удавался.
     И архитектор с напряженным лбом
     Считал, курил, вздыхал и чертыхался,
     Склонясь над непокорным чертежом.

     Но в дверь вдруг постучали. И соседка,
     Студентка, что за стенкою жила,
     Алея ярче, чем ее жакетка,
     Сказала быстро: "Здрасьте". И вошла.

     Вздохнула, села в кресло, помолчала,
     Потом сказала, щурясь от огня:
     - Вы старше, вы поопытней меня...
     Я за советом... Я к вам прямо с бала...

     У нас был вечер песни и весны,
     И два студента в этой пестрой вьюге,
     Не ведая, конечно, друг о друге,
     Сказали мне о том, что влюблены.

     Но для чужой души рентгена нет,
     Я очень вашим мненьем дорожу.
     Кому мне верить? Дайте мне совет.
     Сейчас я вам о каждом расскажу.

     Но, видно, он не принял разговора:
     Отбросил циркуль, опрокинул тушь
     И, глядя ей в наивные озера,
     Сказал сердито:- Ерунда и чушь!

     Мы не на рынке и не в магазине!
     Совет вам нужен? Вот вам мой совет:
     Обоим завтра отвечайте "нет!",
     Затем, что чувства нет здесь и в помине!

     А вот когда полюбите всерьез,
     Поймете сами, если час пробьет.
     Душа ответит на любой вопрос.
     А он все сам заметит и поймет!

     Окончив речь уверенно и веско,
     Он был немало удивлен, когда
     Она, вскочив вдруг, выпалила резко:
     - Все сам заметит? Чушь и ерунда!

     Слегка оторопев от этих слов,
     Он повернулся было для отпора,
     Но встретил не наивные озера,
     А пару злых, отточенных клинков.

     - Он сам поймет? Вы так сейчас сказали?
     А если у него судачья кровь?
     А если там, где у людей любовь,
     Здесь лишь проекты, балки и детали?

     Он все поймет? А если он плевал,
     Что в чьем-то сердце то огонь, то дрожь?
     А если он не человек - чертеж?!
     Сухой пунктир! Бездушный интеграл?!

     На миг он замер, к полу пригвожден,
     Затем, потупясь, вспыхнул почему-то.
     Она же, всхлипнув, повернулась круто
     И, хлопнув дверью, выбежала вон.

     Весенний ветер в форточку ворвался
     Гудел, кружил, бумагами шуршал...
     А у стола "бездушный интеграл",
     Закрыв глаза, счастливо улыбался...

Резкий звон ворвался в полутьму,
     И она шагнула к телефону,
     К частому, настойчивому звону.
     Знала, кто звонит и почему.

     На мгновенье стала у стола,
     Быстро и взволнованно вздохнула,
     Но руки вперед не протянула
     И ладонь на трубку не легла.

     А чего бы проще взять и снять
     И, не мучась и не тратя силы,
     Вновь знакомый голос услыхать
     И опять оставить все как было.

     Только разве тайна, что тогда
     Возвратятся все ее сомненья,
     Снова и обман и униженья -
     Все, с чем не смириться никогда!

     Звон кружил, дрожал не умолкая,
     А она стояла у окна,
     Всей душою, может, понимая,
     Что менять решенья не должна.

     Все упрямей телефон звонил,
     Но в ответ - ни звука, ни движенья.
     Вечер этот необычным был,
     Этот вечер - смотр душевных сил,
     Аттестат на самоуваженье.

     Взвыл и смолк бессильно телефон.
     Стало тихо. Где-то пели стройно...
     Дверь раскрыла, вышла на балкон.
     В первый раз дышалось ей спокойно.

На стенке, горделиво-горячи,
     Стараясь быть кто ярче, кто умнее,
     Плясали разноцветные лучи,
     Хвалясь оригинальностью своею.

     - Я - луч особый, нежно-голубой,
     Я - цвет реки, морской волны и неба.
     Я не сродни полям ржаного хлеба
     Или привычной зелени лесной.

     - Кто, я привычен? Вот уж насмешил!
     Да я весной лишь землю покрываю,
     А летом слабну, сохну, выгораю.
     Не то что цвет каких-нибудь чернил!

     Не крикнул - завизжал чернильный цвет:
     - Меня зовут, вам подтвердит бумага,
     Оригинал, красавец фиолет,
     Меня почти что и в природе нет,
     Я - химпродукт, пижон и модерняга!

     Так спорили упрямые лучи.
     Их было семь. Все семеро красивы,
     Все семеро азартны и спесивы
     И все чуть-чуть не в меру горячи.

     Но тут, пробившись меж высоких туч,
     Неся в себе дневной, веселый свет,
     Упал на стену яркий белый луч,
     Упал и поздоровался:- Привет!

     Вмиг даже не осталось и следа
     От горделивой распри, и тогда
     Все дружно навалились на пришельца:
     - А ты зачем? Как ты попал сюда?

     Смешно сказать: дневной, знакомый свет
     И вдруг с лучами редкостными вместе!
     Ты популярен. В этом спору нет.
     Но это и не может делать чести!

     К чему лететь охотно на завод,
     Светиться лампой в вузе, доме, классе,
     И незачем ссылаться на народ,
     Народ, он примитивен в общей массе!

     А ты, ты прост и ясен, ха-ха-ха!
     Ну разве ты искусство? Ха-ха-ха!
     Искусство, знай, понятно лишь немногим.
     А быть, как ты,- позор и чепуха!

     Эх, не понять хулителям за бранью
     Простейшую основу из основ:
     Что белый луч, сверкнув незримой гранью,
     Легко дает любой из их цветов!

     И если тех задиристых лучей,
     Собрав, смешать в посудине одной,
     То выйдет свет, что людям всех нужней:
     Как раз вот этот скромный свет дневной!

Ты веришь, ты ищешь любви большой,
     Сверкающей, как родник,
     Любви настоящей, любви такой,
     Как в строчках любимых книг.

     Когда повисает вокруг тишина
     И в комнате полутемно,
     Ты часто любишь сидеть одна,
     Молчать и смотреть в окно.

     Молчать и видеть, как в синей дали
     За звездами, за морями
     Плывут навстречу тебе корабли
     Под алыми парусами...

     То рыцарь Айвенго, врагов рубя,
     Мчится под топот конский,
     А то приглашает на вальс тебя
     Печальный Андрей Болконский.

     Вот шпагой клянется д'Артаньян,
     Влюбленный в тебя навеки,
     А вот преподносит тебе тюльпан
     Пылкий Ромео Монтекки.

     Проносится множество глаз и лиц,
     Улыбки, одежды, краски...
     Вот видишь: красивый и добрый принц
     Выходит к тебе из сказки.

     Сейчас он с улыбкой наденет тебе
     Волшебный браслет на запястье.
     И с этой минуты в его судьбе
     Ты станешь судьбой и счастьем!

     Когда повисает вокруг тишина
     И в комнате полутемно,
     Ты часто любишь сидеть одна,
     Молчать и смотреть в окно...

     Слышны далекие голоса,
     Плывут корабли во мгле...
     А все-таки алые паруса
     Бывают и на земле!

     И может быть, возле судьбы твоей
     Где-нибудь рядом, здесь,
     Есть гордый, хотя неприметный Грей
     И принц настоящий есть!

     И хоть он не с книжных сойдет страниц,
     Взгляни! Обернись вокруг:
     Пусть скромный, но очень хороший друг,
     Самый простой, но надежный друг,
     Может, и есть тот принц?!

Знакомя, друг сказал мне сокровенно:
     - Рекомендую: Коля. Пианист.
     Прекрасный парень и душою чист,
     И ты его полюбишь непременно!

     "Прекрасный парень" в меру был живой.
     Сел за рояль, Прокофьева сыграл,
     Смеялся шуткам, подымал бокал,
     Потом простился и ушел домой.

     Ушел и канул в темноту и снег...
     И я спросил у друга своего:
     - Вот ты прекрасным называл его.
     А чем прекрасен этот человек?

     С минуту друг растерянно молчал.
     Ходил, курил и молвил наконец:
     - Он никому вреда не причинял,
     Не лицемер, не склочник, не подлец...

     И вновь спросил я друга своего:
     - А доброго он людям сделал много? -
     Мой друг вздохнул:- Да вроде ничего.
     И все-таки он неплохой, ей-богу!

     И тут мелькнуло: а не так ли я
     Хвалю порой того, кто не подлец?
     Но сколько рядом истинных сердец?
     И все ль друзья действительно друзья?

     Не прямодушен - ладно, ничего!
     Не сделал зла - приветствуем его.
     Мог утащить, а он не утащил
     И чуть ли уж не подвиг совершил.

     Иль, скажем, парень в девушку влюбился,
     Жениться обещал. И под конец
     Не оскорбил, не бросил, а женился -
     И вот уже герой и молодец!

     А то вдруг вам как на голову снег
     Свалилось горе. Друг о том проведал.
     Он мог добить, предать, но он не предал.
     Нет, не помог ничем, а лишь не предал,-
     И вот уж он "прекрасный человек".

     Смешно, но факт: мы, будто с ценной ношей,
     Со странной меркой носимся порой:
     "Прекрасный"- лишь за то, что не плохой,
     А не за то, что истинно хороший!

     Так не пора ль действительно начать
     С других позиций доблести считать?

Падает снег, падает снег -
     Тысячи белых ежат...
     А по дороге идет человек,
     И губы его дрожат.

     Мороз под шагами хрустит, как соль,
     Лицо человека - обида и боль,
     В зрачках два черных тревожных флажка
     Выбросила тоска.

     Измена? Мечты ли разбитой звон?
     Друг ли с подлой душой?
     Знает об этом только он
     Да кто-то еще другой.

     Случись катастрофа, пожар, беда -
     Звонки тишину встревожат.
     У нас милиция есть всегда
     И "Скорая помощь" тоже.

     А если просто: падает снег
     И тормоза не визжат,
     А если просто идет человек
     И губы его дрожат?

     А если в глазах у него тоска -
     Два горьких черных флажка?
     Какие звонки и сигналы есть,
     Чтоб подали людям весть?!

     И разве тут может в расчет идти
     Какой-то там этикет,
     Удобно иль нет к нему подойти,
     Знаком ты с ним или нет?

     Падает снег, падает снег,
     По стеклам шуршит узорным.
     А сквозь метель идет человек,
     И снег ему кажется черным...

     И если встретишь его в пути,
     Пусть вздрогнет в душе звонок,
     Рванись к нему сквозь людской поток.
     Останови! Подойди!

Сто раз решал он о любви своей
     Сказать ей твердо. Все как на духу!
     Но всякий раз, едва встречался с ней,
     Краснел и нес сплошную чепуху!

     Хотел сказать решительное слово,
     Но, как на грех, мучительно мычал.
     Невесть зачем цитировал Толстого
     Или вдруг просто каменно молчал.

     Вконец растратив мужество свое,
     Шагал домой, подавлен и потерян.
     И только с фотографией ее
     Он был красноречив и откровенен.

     Перед простым любительским портретом
     Он смелым был, он был самим собой.
     Он поверял ей думы и секреты,
     Те, что не смел открыть перед живой.

     В спортивной белой блузке возле сетки,
     Прядь придержав рукой от ветерка,
     Она стояла с теннисной ракеткой
     И, улыбаясь, щурилась слегка.

     А он смотрел, не в силах оторваться,
     Шепча ей кучу самых нежных слов.
     Потом вздыхал:- Тебе бы все смеяться,
     А я тут пропадай через любовь!

     Она была повсюду, как на грех:
     Глаза... И смех - надменный и пьянящий...
     Он и во сне все слышал этот смех.
     И клял себя за трусость даже спящий.

     Но час настал. Высокий, гордый час!
     Когда решил он, что скорей умрет,
     Чем будет тряпкой. И на этот раз
     Без ясного ответа не уйдет!

     Средь городского шумного движенья
     Он шел вперед походкою бойца.
     Чтоб победить иль проиграть сраженье,
     Но ни за что не дрогнуть до конца!

     Однако то ли в чем-то просчитался,
     То ли споткнулся где-то на ходу,
     Но вновь краснел, и снова заикался,
     И снова нес сплошную ерунду.

     - Ну вот и все! - Он вышел на бульвар,
     Достал портрет любимой машинально,
     Сел на скамейку и сказал печально:
     - Вот и погиб "решительный удар"!

     Тебе небось смешно. Что я робею.
     Скажи, моя красивая звезда:
     Меня ты любишь? Будешь ли моею?
     Да или нет?- И вдруг услышал:- Да!

     Что это, бред? Иль сердце виновато?
     Иль просто клен прошелестел листвой?
     Он обернулся: в пламени заката
     Она стояла за его спиной.

     Он мог поклясться, что такой прекрасной
     Еще ее не видел никогда.
     - Да, мой мучитель! Да, молчун несчастный!
     Да, жалкий трус! Да, мой любимый! Да!

Она частенько людям говорит,
     Весьма многозначительно притом,
     Что хоть Иван Иваныч знаменит,
     Но ей, увы, он больше чем знаком...

     И за столом в какой-нибудь компании
     Она, рассказ придумывая свой,
     Его развязно называет Ваней,
     А то и просто Ванечкой порой.

     Туманно говорит о том, что он,
     Хоть и неловко выдавать его,
     В нее не то что по уши влюблен,
     Но что-то вроде около того...

     Его афиша в городе висит,
     А он сидел бы только с ней одною,
     И пусть он для кого-то знаменит,
     А для нее он кое-что иное...

     Легко течет обкатанный рассказ.
     В нем есть и страсть и вздохи до рассвета,
     Полунамеки и туманность фраз,
     Вот только правды, очевидно, нету.

     А ведь рассказ всего-то на момент,
     О том, как с ним однажды говорила,
     На вечер от месткома пригласила
     Да как-то услыхала комплимент.

     Пустяк, конечно. Облачко во мгле.
     Но, жаждою тщеславия влекомых,
     Небось не так их мало на земле,
     Вот этих самых "больше чем знакомых".

     Шумят, лукавят, рыскают по свету,
     И души их хвастливо-горячи:
     В одних "безумно влюблены" поэты,
     В других - артисты, в третьих - скрипачи!

     Неужто в этом высшая награда?
     И для чего такая чепуха?
     Угомонитесь, милые, не надо!
     И не берите на душу греха!

Когда мне встречается в людях дурное,
     То долгое время я верить стараюсь,
     Что это скорее всего напускное,
     Что это случайность. И я ошибаюсь.

     И, мыслям подобным ища подтвержденья,
     Стремлюсь я поверить, забыв про укор,
     Что лжец, может, просто большой фантазер,
     А хам, он, наверно, такой от смущенья.

     Что сплетник, шагнувший ко мне на порог,
     Возможно, по глупости разболтался,
     А друг, что однажды в беде не помог,
     Не предал, а просто тогда растерялся.

     Я вовсе не прячусь от бед под крыло.
     Иными тут мерками следует мерить.
     Ужасно не хочется верить во зло,
     И в подлость ужасно не хочется верить!

     Поэтому, встретив нечестных и злых,
     Нередко стараешься волей-неволей
     В душе своей словно бы выправить их
     И попросту "отредактировать", что ли!

     Но факты и время отнюдь не пустяк.
     И сколько порой ни насилуешь душу,
     А гниль все равно невозможно никак
     Ни спрятать, ни скрыть, как ослиные уши.

     Ведь злого, признаться, мне в жизни моей
     Не так уж и мало встречать доводилось.
     И сколько хороших надежд поразбилось,
     И сколько вот так потерял я друзей!

     И все же, и все же я верить не брошу,
     Что надо в начале любого пути
     С хорошей, с хорошей и только с хорошей,
     С доверчивой меркою к людям идти!

     Пусть будут ошибки (такое не просто),
     Но как же ты будешь безудержно рад,
     Когда эта мерка придется по росту
     Тому, с кем ты станешь богаче стократ!

     Пусть циники жалко бормочут, как дети,
     Что, дескать, непрочная штука - сердца...
     Не верю! Живут, существуют на свете
     И дружба навек, и любовь до конца!

     И сердце твердит мне: ищи же и действуй.
     Но только одно не забудь наперед:
     Ты сам своей мерке большой соответствуй,
     И все остальное, увидишь,- придет!