Ложится вечер – лёгкий лепесток
сиреневый – на луг благоуханный.
Из томных губ свирели бога Пана
по каплям истекает сладкий ток
на ткань речных сферических кругов,
в которых рыбкой плещется наяда,
смывая с тела, как остатки яда,
любовь непобедимую его.
Не зря он эту жертву выбирал:
безумец в ней свою Сирингу ищет.
Тростник над ухом заунывно свищет,
и всё сильнее пахнут клевера.
Конечно, вовсе не её вина...
Но кровь – кипит, седая вьётся грива
уже победно, да висит глумливо
над сценкой обнажённая луна.
Густеет воздух, глубже цвет небес,
хмельная страсть взрывает кожу почек.
Во тьме лиловой облако хлопочет,
сползая тестом за лиловый лес.
Плывёт по речке тёплый лунный свет,
наяда спит на ложе из тумана
под стон любви свирели нежной Пана.
Ей снится, что желанней песни нет…
