Как часто плачем — вы и я — Над жалкой жизнию своей! О, если б знали вы, друзья, Холод и мрак грядущих дней!
Ты жил один! Друзей ты не искал И не искал единоверцев. Ты острый нож безжалостно вонзал В открытое для счастья сердце.
Ты жил один! Друзей ты не искал И не искал единоверцев. Ты острый нож безжалостно вонзал В открытое для счастья сердце.
О да, любовь вольна, как птица, Да, все равно — я твой! Да, все равно мне будет сниться Твой стан, твой огневой!
О да, любовь вольна, как птица, Да, все равно — я твой! Да, все равно мне будет сниться Твой стан, твой огневой!
Ну, что же? Устало заломлены слабые руки, И вечность сама загляделась в погасшие очи, И муки утихли. А если б и были высокие муки,— Что нужды?— Я вижу печальное шествие ночи.
Ну, что же? Устало заломлены слабые руки, И вечность сама загляделась в погасшие очи, И муки утихли. А если б и были высокие муки,— Что нужды?— Я вижу печальное шествие ночи.
Смычок запел. И облак душный Над нами встал. И соловьи Приснились нам. И стан послушный Скользнул в объятия мои...
Смычок запел. И облак душный Над нами встал. И соловьи Приснились нам. И стан послушный Скользнул в объятия мои...
Сердитый взор бесцветных глаз. Их гордый вызов, их презренье. Всех линий — таянье и пенье. Так я Вас встретил в первый раз.
Сердитый взор бесцветных глаз. Их гордый вызов, их презренье. Всех линий — таянье и пенье. Так я Вас встретил в первый раз.
В голодной и больной неволе И день не в день, и год не в год. Когда же всколосится поле, Вздохнет униженный народ?
В голодной и больной неволе И день не в день, и год не в год. Когда же всколосится поле, Вздохнет униженный народ?
Бушует снежная весна. Я отвожу глаза от книги... О, страшный час, когда она, Читая по руке Цуниги,
Бушует снежная весна. Я отвожу глаза от книги... О, страшный час, когда она, Читая по руке Цуниги,