Кружились белые березки, Платки, гармонь и огоньки, И пели девочки-подростки На берегу своей реки.
Кружились белые березки, Платки, гармонь и огоньки, И пели девочки-подростки На берегу своей реки.
Когда пройдешь путем колонн В жару, и в дождь, и в снег, Тогда поймешь, Как сладок сон,
Когда пройдешь путем колонн В жару, и в дождь, и в снег, Тогда поймешь, Как сладок сон,
Я не пишу давно ни строчки Про малый срок весны любой; Про тот листок из зимней почки, Что вдруг живет, полуслепой;
Я не пишу давно ни строчки Про малый срок весны любой; Про тот листок из зимней почки, Что вдруг живет, полуслепой;
В поле, ручьями изрытом, И на чужой стороне Тем же родным, незабытым Пахнет земля по весне.
Из записной потертой книжки Две строчки о бойце-парнишке, Что был в сороковом году Убит в Финляндии на льду.
Из записной потертой книжки Две строчки о бойце-парнишке, Что был в сороковом году Убит в Финляндии на льду.
Что-то я начал болеть о порядке В пыльном, лежалом хозяйстве стола: Лишнее рву, а иное в тетрадки Переношу, подшиваю в "дела".
Что-то я начал болеть о порядке В пыльном, лежалом хозяйстве стола: Лишнее рву, а иное в тетрадки Переношу, подшиваю в "дела".
Вся суть в одном-единственном завете: То, что скажу, до времени тая, Я это знаю лучше всех на свете - Живых и мертвых,- знаю только я.
Вся суть в одном-единственном завете: То, что скажу, до времени тая, Я это знаю лучше всех на свете - Живых и мертвых,- знаю только я.
Перед войной, как будто в знак беды, Чтоб легче не была, явившись в новости, Морозами неслыханной суровости Пожгло и уничтожило сады.
Перед войной, как будто в знак беды, Чтоб легче не была, явившись в новости, Морозами неслыханной суровости Пожгло и уничтожило сады.