(Легенда о Констанцском соборе) На соборе на Констанцском Богословы заседали: Осудив Йоганна Гуса, Казнь ему изобретали. В длинной речи доктор черный, Перебрав все истязанья, Предлагал ему соборно Присудить колесованье; Сердце, зла источник, кинуть На съеденье псам поганым, А язык, как зла орудье, Дать склевать нечистым вранам, Самый труп — предать сожженью, Наперед прокляв трикраты, И на все четыре ветра Бросить прах его проклятый... Так, по пунктам, на цитатах, На соборных уложеньях, Приговор свой доктор черный Строил в твердых заключеньях; И, дивясь, как всё он взвесил В беспристрастном приговоре, Восклицали: «Bene, bene!»— Люди, опытные в споре; Каждый чувствовал, что смута Многих лет к концу приходит И что доктор из сомнений Их, как из лесу, выводит... И не чаяли, что тут же Ждет еще их испытанье... И соблазн великий вышел! Так гласит повествованье: Был при кесаре в тот вечер Пажик розовый, кудрявый; В речи доктора не много Он нашел себе забавы; Он глядел, как мрак густеет По готическим карнизам, Как скользят лучи заката Вкруг по мантиям и ризам; Как рисуются на мраке, Красным светом облитые, Ус задорный, череп голый, Лица добрые и злые... Вдруг в открытое окошко Он взглянул и — оживился; За пажом невольно кесарь Поглядел, развеселился; За владыкой — ряд за рядом, Словно нива от дыханья Ветерка, оборотилось Тихо к саду всё собранье: Грозный сонм князей имперских, Из Сорбонны депутаты, Трирский, Люттихский епископ, Кардиналы и прелаты, Оглянулся даже папа!— И суровый лик дотоле Мягкой, старческой улыбкой Озарился поневоле; Сам оратор, доктор черный, Начал путаться, сбиваться, Вдруг умолкнул и в окошко Стал глядеть и — улыбаться! И чего ж они так смотрят? Что могло привлечь их взоры? Разве небо голубое? Или — розовые горы? Но — они таят дыханье И, отдавшись сладким грезам, Точно следуют душою За искусным виртуозом... Дело в том, что в это время Вдруг запел в кусту сирени Соловей пред темным замком, Вечер празднуя весенний; Он запел — и каждый вспомнил Соловья такого ж точно, Кто в Неаполе, кто в Праге, Кто над Рейном, в час урочный, Кто — таинственную маску, Блеск луны и блеск залива, Кто — трактиров швабских Гебу, Разливательницу пива... Словом, всем пришли на память Золотые сердца годы, Золотые грезы счастья, Золотые дни свободы... И — история не знает, Сколько длилося молчанье И в каких странах витали Души черного собранья... Был в собранье этом старец; Из пустыни вызван папой И почтен за строгость жизни Кардинальской красной шляпой,— Вспомнил он, как там, в пустыне, Мир природы, птичек пенье Укрепляли в сердце силу Примиренья и прощенья,— И, как шепот раздается По пустой, огромной зале, Так в душе его два слова: «Жалко Гуса» — прозвучали; Машинально, безотчетно Поднялся он — и, объятья Всем присущим открывая, Со слезами молвил: «Братья!» Но, как будто перепуган Звуком собственного слова, Костылем ударил об пол И упал на место снова; «Пробудитесь!— возопил он, Бледный, ужасом объятый.— Дьявол, дьявол обошел нас! Это глас его проклятый!.. Каюсь вам, отцы святые! Льстивой песнью обаянный, Позабыл я пребыванье На молитве неустанной — И вошел в меня нечистый! К вам простер мои объятья, Из меня хотел воскликнуть: «Гус невинен». Горе, братья!..» Ужаснулося собранье, Встало с мест своих, и хором «Да воскреснет бог!» запело Духовенство всем собором,— И, очистив дух от беса Покаяньем и проклятьем, Все упали на колени Пред серебряным распятьем,— И, восстав, Йоганна Гуса, Церкви божьей во спасенье, В назиданье христианам, Осудили — на сожженье... Так святая ревность к вере Победила ковы ада! От соборного проклятья Дьявол вылетел из сада, И над озером Констанцским, В виде огненного змея, Пролетел он над землею, В лютой злобе искры сея. Это видели: три стража, Две монахини-старушки И один констанцский ратман, Возвращавшийся с пирушки.
Год: 1860
Источник: Русские поэты. Антология в четырех томах.Москва: Детская литература, 1968.