Главная Русская поэзия Константин Бальмонт

Вода

Администратор 16 октября 2017 Рейтинг: 0 Голосов: 0 924 просмотра

Вода, стихия сладострастия,
Вода, зеркальность наших дум,
Бездонность снов, безбрежность счастия,
Часов бегущих лёгкий шум.

То недвижимо-безглагольная,
То с неудержною волной,
Но вечно лёгкая и вольная,
И вечно дружная с Луной.

И с Солнцем творческим слиянная,
То — гул, то — плеск, то — блески струй.
Стихия страстная и странная,
Твой голос — влажный поцелуй.

От капли росы, что трепещет, играя,
Огнём драгоценных камней,
До бледных просторов, где, вдаль убегая,
Венчается пеною влага морская
На глади бездонных морей,
Ты всюду, всегда, неизменно живая,
И то изумрудная, то голубая,
То полная красных и жёлтых лучей,
Оранжевых, белых, зелёных и синих,
И тех, что рождается только в пустынях,
В волненьи и пеньи безмерных зыбей,
Оттенков, что видны лишь избранным взорам,
Дрожаний, сверканий, мельканий, которым
Нельзя подыскать отражающих слов,
Хоть в слове бездонность оттенков блистает,
Хоть в слове красивом всегда расцветает
Весна многоцветных цветов.

Вода бесконечные лики вмещает
В безмерность своей глубины,
Мечтанье на зыбях различных качает,
Молчаньем и пеньем душе отвечает,
Уводит сознание в сны.
Богатыми были, богаты и ныне
Просторы лазурно-зелёной Пустыни,
Рождающей мир островной.
И Море — всё Море, но в вольном просторе
Различно оно в человеческом взоре
Качается грёзой-волной.

В различных скитаньях,
В иных сочетаньях,
Я слышал сказания бурь,
И знаю, есть разность в мечтаньях.

Я видел Индийское море, лазурь,
В нём волн голубые извивы,
И Красное море, где ласков коралл,
Где розовой краскою зыбится вал,
И Жёлтое, водные нивы,
Зелёное море, Персидский залив,
И Чёрное море, где буен прилив,
И Белое, призрак красивый.
И всюду я думал, что всюду, всегда,
Различно-прекрасна Вода.

Безмолвно она под землёю таится,
Ей Солнце и Небо, там в сумраке, снится,
И нежная к Солнцу сумеет прорыться,
Пещеры сплотит в города.
Застынет, и дремлет, над горной вершиной,
И дрогнет, услышавши возглас звериный,
От крика проснётся, сорвётся лавиной,
И вихрем несётся Беда.
Беззвучна в колодцах, в прозрачных озёрах,
Безгласна во влажных ласкающих взорах,
Но в снежных узорах таится в ней шорох
И звонкое вскрытие льда.

Превратившись в снега, заключившись в усладу молчанья,
Расстилаясь застывшей студёной немой пеленой,
От зелёной Луны принимая в снежинки мерцанья,
В первозданность Вода возвращается тёплой весной.

И играет волной,
И бежит, и поёт.
И горит белизной
Уплывающий лёд.
Нарастанием вод
Затопляет луга.
Всё победно возьмёт,
Все зальёт берега.

Как раздольна игра
Водопольной волны.
Но шепнули «Пора!»
Уходящие сны.
И речной глубины
Установлен размер.
Все цветы зажжены,
Пышен праздник Весны,
В нём лучи сплетены
Отдалённейших сфер.

Всё приняло свой вечный вид,
Лик озера зеркально спит,
Безгласно дремлет гладь затона.
О бесконечности услад
Поёт бессмертный водопад,
Ключи бегут по скатам склона.

И рек причудливый узор
Лелейной сказкой нежит взор,
Их вид спокоен и беззвучен,
И тот узор светло сплетён,
В серебряный, в хрустальный сон,
Среди уклончивых излучин.

И без конца поют ручьи,
И нежат душу в забытьи
Воздушно-сладкою тоскою.
Как разность ярко здесь видна,
Как ясно, что Вода — одна:
Ручей различно-схож с рекою.
И нам преданья говорят:
Ручей с рекой — сестра и брат.

Ручей ласкает слух, влечёт нас в отдаленье,
Ручей журчит, звучит, баюкает, поёт.
Река лелеет глаз, даёт успокоенье
Движеньем медленным безмолвствующих вод.

Ручей, как чаровник, дремотно шепчет, манит,
Ручей гадает нам, и вкрадчиво зовёт.
Река наш зыбкий дух яснит, а не туманит
Успокоительным теченьем светлых вод.

Ручей нам говорит: «Люби! Люби! Люби же!»
Но в нём не отражён глубокий небосвод.
Кто в реку заглянул, тот Небо видит ближе,
Лазури хочется безмолвствующих вод.

Но переменная Вода
Быть хочет разною всегда,
Восторг рождает полногласный.
К преображениям бежит,
Меняет вид, и жить спешит,
Не уставая быть прекрасной.

Вон бьётся гейзер голубой,
Весь очарованный собой,
С водою бешено кипящей.
Как ослепительно светла
Она выходит из жерла,
Кругом бросая пар свистящий.

Столбами пляшет влажный прах,
Несчётность радуг в тех столбах,
Падение дождей алмазных.
Слиянье светов и теней,
Переплетение огней,
Всегда одних и вечно разных,

Там дальше море-Океан,
Неизмерим и неогляден,
На дне утёсы, пасти впадин,
Подводных сил военный стан.

Проходят быстрые акулы,
Домам подобные киты,
В прорывах влажной темноты
Спиральные родятся гулы.

В круговращении своём
Чудовищной змее подобной,
Гудит и плещет сечкой дробной,
Воронка адская, Мальстрём.

Совсем другого Океана
Другие области встают,
Существ невидимых приют,
Затишье в круге урагана.

Кораллы меж морских валов,
Водой рождённые картины,
Червеобразные плотины
Кольцеобразных островов.

Людских строений первотипы
Оазисы пустынь морских,
Не люди создавали их,
А кругодумные полипы.

Им света хочется — и вот
Растут узорные сплетенья,
Осуществляются хотенья,
Оазис круговой живёт.

Из влаги восстают кораллы,
И волны бешено кругом
Несутся в строе боевом,
Как викинги в предел Валгаллы.

О, да, я знаю, что всегда,
Полна безмерных чар Вода,
Но понял это я не сразу.
Всё в мире нужно различать,
На всём лежит своя печать,
И аметист — не брат алмазу.

Я помню, в далёкие детские дни
‎Привиделся странный мне сон.
Мне снилось, что белые в Небе огни,
‎И ими наш сад озарён.

Сверкают далеко холодные льды,
‎Струится безжизненный свет,
Звезда отражает сиянье звезды,
‎Сплетаются гроздья планет.

Сплетаются тысячи крупных планет,
‎Блестят, возрастают, растут.
Но в этом сияньи мне радости нет.
‎Цветы предо мной не цветут.

Ребёнку так нужен расцвет лепестка, —
‎Иначе зажжётся ли взгляд.
Но нет предо мною в саду ни цветка,
‎Весь — белый безжизненный сад.

И стал я тихонько молиться в бреду,
‎И звёзды дрожали в ответ.
И что-то как будто менялось во льду,
‎И таяли гроздья планет.

И, в светлой по-новому, в той полумгле
‎Возникли потоки дождя.
Они прикоснулись к далёкой Земле,
‎С высокого Неба идя.

Пол-мира окутал блистающий мост,
‎В нём разные были цвета.
В нём не было бледности мертвенных звёзд,
‎Живая была красота.

О, чудо! О, радость! Вблизи, предо мной,
‎Вдруг ожил мой сказочный сад.
Цветы расцветали живой пеленой,
‎Был светел младенческий взгляд.

Раздвинулись полосы ровных аллей,
‎Светло заиграл изумруд.
Под частою чащей зелёных ветвей
‎Цветы голубые цветут.

Багряных, и алых, и жёлтых цветов
‎Росла золотая семья.
Ребёнку так нужен расцвет лепестков,
‎И это так чувствовал я.

И в ландышах белых, от капель дождя,
‎Иначе зажглась белизна.
И дождь прекратился. И, с Неба идя,
‎Струилась лишь музыка сна.

Мы видим в младенчестве вещие сны.
‎Так близки мы к Небу тогда.
И этого сна, и цветов пелены,
‎Не мог я забыть никогда.

С звездою, блистая, сплеталась звезда,
‎Тянулась звезда до звезды.
Я помню, я понял впервые тогда
‎Зиждительность светлой Воды.

Но минули детские годы,
‎Иного хотела мечта.
Хоть всё же я в царстве Природы
‎Любил и цветы и цвета.

Блаженно, всегда и повсюду,
‎Мне чудились рокоты струн.
Я шёл к неизвестному чуду,
‎Мечтателен, нежен, и юн.

И ночью пленительной Мая,
‎Да, в первую четверть Луны,
Мне что-то сверкнуло, мелькая,
‎И вновь я уверовал в сны.

Я помню баюканья бала,
‎Весь ожил старинный наш дом.
И музыка сладко звучала
‎В мечтающем сердце моём.

Улыбки, мельканья, узоры,
‎Желанные сердцу черты.
Мгновенно-слиянные взоры,
‎Цветы и мечты Красоты.

Всё было вот здесь, в настоящем,
‎В волне нарастающих сил.
С желанною, в зале блестящем,
‎Я в вальсе старинном скользил.

И чудилось мне, что столетий
‎Над нами качался полёт.
Но мы проносились, как дети,
‎И пол озарялся, как лёд.

И близкое тело скользило,
‎Я нежно объятие длю.
«Ты любишь?» душа говорила.
‎Глаза говорили: «Люблю».

Друг другу сказали мы взором,
‎Что тотчас мы спустимся в сад.
И связаны тем договором,
‎Скользили, как тени скользят.

Лишь несколько быстрых мгновений,
‎И мы отошли от огней,
Мы в сумрак цветущих сиреней
‎С знакомых сошли ступеней.

И стройная музыка бала,
‎И вальса старинного звон,
Как дальняя сказка звучала,
‎И душу качала, как сон.

Но ближе другое влиянье
‎Слагало свой властный напев.
Все думы сожгло ожиданье,
‎И сердце блеснуло сгорев.

В саду, в том старинном, пустынном,
‎Где праздник цветов был мне дан,
Под светом планет паутинным
‎Журчал неумолчно фонтан.

О, как был узывчив тот сонный
‎И вечно живой водоём,
Он полон был мысли бездонной
‎В журчаньи бессмертном своём.

Из раковин звонких сбегая,
‎И влагу в лобзаньях дробя,
Вода трепетала, сверкая,
‎Он лился в себя — из себя.

И снова, как в детстве, светили
‎Созвездья с немой высоты.
И в сладостно-дышущей силе
‎Цвели многоцветно цветы.

Но пряности их аромата
‎Сказали нам, с пением вод,
Что к прошлому нет нам возврата,
‎Что новое новым живёт.

И пели так сладко свирели
‎В себя убегающих струй,
Что мы колебаться не смели,
‎И влажный возник поцелуй.

И радостных звёзд чарованье
‎Светилось так странно в тот час
Что влажное это слиянье
‎Навек пересоздало нас.

Я видел так ясно узоры,
‎Сплетенья, гирлянды планет.
И чьи-то бессмертные взоры
‎Хранили немеркнувший свет.

Лелея цветы мировые,
‎Меж звёзд проходила Весна.
В той ночи прозрачной, впервые,
‎Я понял, как Влага нежна.

Боль, как бы ни пришла, приходит слишком рано.
Прошли, в теченьи лет, ещё, ещё года.
На шепчущем песке ночного Океана
Я в полночь был один, и пенилась Вода.

Вставал и упадал прибой живой пустыни,
Рождала отклики на суше глубина.
Был тот же Океан, от века и доныне,
Но я не знал, о чём поёт его волна.

В моём сознании иные волны пели,
Припоминания всего, что видел я.
И чудилась мне мать у детской колыбели,
И чудился мне гроб, любовь, и смерть моя.

В предельность точную замкну́тые стремленья,
Паденье, высота, разорванный узор.
Всё тех же вечных сил всё новые сцепленья,
Моей души ночной качанье и простор.

Но за разорванной и многоцветной тканью
Я чувствовал мою — иль не мою — мечту.
В конце концов я рад, всему, я рад страданью,
Я нити яркие в живой узор плету.

Но мне хотелось знать всё содержанье смысла.
Куда же я иду? Куда мы все идём?
Скажите, звёзды, мне, вы, замыслы и числа,
Вы, волны вечные, чьих влажных ласк мы ждём!

На Небе облака, нежней мечтаний летом,
В холодной ясности ночного Сентября,
Дышали призрачным неуловимым светом,
Как бы сознанием прошедшего горя́.

От вод вставала мгла волнистого тумана,
И долго я смотрел на синий Небосклон.
И вот в мои зрачки — от зыбей Океана
И от высот Небес — вошёл бессмертный сон.

Так глубока Вода, под Небом без предела,
Такая тайна в двух живёт, всегда дыша,
Что может утонуть в их снах не только тело,
Но и глубокая всезрящая душа.

Из лёгкой водной мглы и из сияний звёздных,
Из нежно-зыбкого воздушного руна,
Меж двух бездонностей, и в двух зеркальных безднах,
Возникла призрачно блаженная страна.

Мир, где ни мук, ни тьмы, ни страха, ни обиды,
Где все, плетя узор, в узорность сплетены.
Как будто города погибшей Атлантиды,
Преображённые, восстали с глубины.

Домов прекраснейших возникли мириады,
Среди невиданных фонтанов и садов.
Я знал, что в тех стенах всегда лучисты взгляды,
И могут всё сказать глаза живых — без слов.

Здесь каждый новый день был сказкой, как вчерашний,
Созданий мысленных, дрожа, росли леса.
Здесь каждый стройный дом кончался лёгкой башней,
И всё, что на земле, всходило в Небеса.

Весь бледный, Океан слиялся с Небосклоном,
Нет нежеланного, ни в чём, ни где-нибудь.
Весь Мир наполнился одним воздушным звоном,
Вселенная была — единый Млечный путь.

И этих бледных звёзд мерцающие реки
Сказали молча мне, какой удел нам дан.
И в тот полночный час я стал иным навеки,
И понял я, о чём поёт нам Океан.