Крестьянский дом в Пасанаури. Ночлега доброго уют. ...Вдали играют на чонгури и песню юноши поют.
Уже сентябрь за окном, уже двенадцать дней подряд все об одном и об одном дожди-заики говорят.
Мы будем суровы и откровенны. Мы лампу закроем газетным листом. О самом прекрасном, о самом простом разговаривать будем мы.
Три с лишком. Почти что четыре. По-нашему вышло. Отбой. Победа — хозяйка на пире. Так вот ты какая собой!
Рабочий катерок мотало от Лиственничной до Котов. Дождем туманным застилало красу высоких берегов.
Светлые, прозрачные глаза твердости остывшего металла... Не о вас ли много лет назад, смолоду, я думала, мечтала?
Что не по нас — мы скажем иногда:
— При коммунизме будет по-другому.—
А по-какому?
Движутся года.
Есть в Восточной Сибири деревня Кукой горстка изб над таежной рекой. За деревней на взгорье — поля и луга,
Первый шорох, первый голос первого дрозда. Вспыхнула и откололась поздняя звезда.
В. Луговскому Улицей летает неохотно мартовский усталый тихий снег.
Да останутся за плечами иссык-кульские берега, ослепительными лучами озаряемые снега,
Тем не менее приснилось что-то. ...Но опять колесный перестук. После неожиданного взлета я на землю опускаюсь вдруг.
Высокочтимые Капулетти, глубокоуважаемые Монтекки, мальчик и девочка - это дети, В мире прославили вас навеки!
Все мне снится: весна в природе. Все мне снится: весны родней, легкий на ногу, ты проходишь узкой улицею моей.
Забайкалье. Зарево заката. Запоздалый птичий перелет. Мой попутчик, щурясь хитровато, мятные леденчики сосет.