Пятистопные ямбы

Я помню ночь, как чёрную наяду,

В морях под знаком Южного Креста.

Я плыл на юг; могучих волн громаду
Взрывали злобно лопасти винта,

И встречные суда, очей отраду,

Брала почти мгновенно темнота.


О, как я их жалел, как было странно

Мне думать, что они идут назад
И не открыли бухты необманной,

Что дон Жуан не встретил донны Анны,

Что гор алмазных не нашел Синдбад

И Вечный Жид несчастней во сто крат.


Но проходили месяцы, обратно

Я плыл и увозил клыки слонов,

Картины абиссинских мастеров,

Меха пантер — мне нравились их пятна —

И то, что прежде было непонятно,

Презренье к миру и усталость снов.


Я молод был, был жаден и уверен,

Но дух земли молчал, высокомерен,

И умерли слепящие мечты,

Как умирают птицы и цветы.

Теперь мой голос медлен и размерен,

Я знаю, жизнь не удалась… — и ты,


Ты, для кого искал я на Леванте

Нетленный пурпур королевских мантий,

Я проиграл тебя, как Дамаянти

Когда-то проиграл безумный Наль.

Взлетели кости, звонкие, как сталь,

Упали кости — и была печаль.


Сказала ты, задумчивая, строго:

— «Я верила, любила слишком много,

А ухожу, не веря, не любя,

Но пред лицом Всевидящего Бога,

Быть может, самоё себя губя,

Навек я отрекаюсь от тебя». —


Твоих волос не смел поцеловать я,

Ни даже сжать холодных, тонких рук,
Я сам себе был [страшен] гадок, как паук,

Меня пугал и ранил каждый звук,

И ты ушла, в простом и тёмном платье,

Похожая на древнее Распятье.


Я не скорблю. Так было надо. Правый

Перед собой, не знаю я обид.

Ни тайнами, ни радостью, ни славой

Мгновенный мир меня не обольстит,

И женский взор, то нежный, то лукавый,

Лишь изредка меня во сне томит.


Лишь изредка надменно и лукаво

Во мне кричит ветшающий Адам,

Но тот, кто видел лилию Хирама,

Тот не грустит по сказочным садам

И набожно возводит стены храма,

Угодного земле и небесам.


Нас много здесь собралось с молотками,

И вместе нам работать веселей,

Одна любовь сковала нас цепями,

Что адаманта твёрже и светлей,

И манит белоснежными крылами

Каких-то небывалых лебедей.


Нас много, но одни во власти ночи,

А колыбель других ещё пуста,

О тех скорбит, а о других пророчит

Земных зелёных вёсен красота,

Я ж — прошлого увидевшие очи,

Грядущего разверстые уста.


Всё выше храм, торжественный и дивный,

В нём дышит ладан, и поёт орган.

Сияют нимбы. Облак переливный

Свечей, и солнце — радужный туман.

И слышен голос мастера призывный

Нам, каменщикам всех времен и стран.

[Мне золочёный стиль вручил Вергилий,

А строгий Дант — гусиное перо,

И мне не надо ангельских воскрылий,

Чужое отвергаю я добро,

Я лилия простая между лилий,

Средь серебра я только серебро.]

Источник: Николай Гумилёв. Стихотворения и поэмы. — Л.: Советский писатель, 1988. — («Библиотека поэта», большая серия).

Похожие статьи:

Николай Гумилёв → 32. Правый путь

Николай Гумилёв → Посвящение к сборнику «Горы и ущелья»

Николай Гумилёв → 6. Портрет мужчины

Николай Гумилёв → Пятистопные ямбы

Николай Гумилёв → 34. Орёл Синдбада