Сторож вкруг дома господского ходит,
Злобно зевает и в доску колотит.
Мраком задёрнуты небо и даль,
Ветер осенний наводит печаль;
По небу тучи угрюмые гонит,
По полю листья — и жалобно стонет…
Барин проснулся, с постели вскочил,
В туфли обулся и в рог затрубил.
Вздрогнули сонные Ваньки и Гришки,
Вздрогнули все — до грудного мальчишки.
Вот, при дрожащем огне фонарей,
Движутся длинные тени псарей.
Крик, суматоха!.. ключи зазвенели,
Ржавые петли уныло запели;
С громом выводят, поят лошадей…
Время не терпит — седлай поскорей!
В синих венгерках на заячьих лапках,
В остроконечных, неслыханных шапках
Слуги толпой подъезжают к крыльцу.
Любо глядеть — молодец к молодцу!
Хоть и худеньки у многих подошвы —
Да в сюртуках зато желтые прошвы,
Хоть с толокна животы подвело —
Да в позументах под каждым седло,
Конь — загляденье, собачек две своры,
Пояс черкесский, арапник и шпоры.
Вот и помещик. Долой картузы!
Молча он крутит седые усы,
Грозен осанкой и пышен нарядом,
Молча поводит властительным взглядом.
Слушает важно обычный доклад:
«Змейка издохла, в забойке Набат,
Сокол сбесился, Хандра захромала».
Гладит, нагнувшись, любимца Нахала,
И, сладострастно волнуясь, Нахал
На спину лёг и хвостом завилял.В строгом порядке, ускоренным шагом
Едут псари по холмам и оврагам.
Стало светать; проезжают селом —
Дым поднимается к небу столбом,
Гонится стадо, с мучительным стоном
Очеп скрипит (запрещённый законом);
Бабы из окон пугливо глядят,
«Глянь-ко, собаки!» — ребята кричат…
Вот поднимаются медленно в гору.
Чудная даль открывается взору:
Речка внизу, под горою, бежит.
Инеем зелень долины блестит,
А за долиной, слегка беловатой,
Лес, освещённый зарёй полосатой.
Но равнодушно встречают псари
Яркую ленту огнистой зари,
И пробуждённой природы картиной,
Не насладился из них ни единый.
«В Банники, — крикнул помещик, — набрось!»
Борзовщики разъезжаются врозь,
А предводитель команды собачьей,
В острове скрылся крикун-доезжачий.
Горло завидное дал ему Бог:
То затрубит оглушительно в рог,
То закричит: «Добирайся, собачки!
Да не давай ему, вору, потачки!»
То заорёт: «Го-го-го! — ту!-ту!!-ту!!!»
Вот и нашли — залились на следу.
Варом-варит закипевшая стая,
Внемлет помещик, восторженно тая,
В мощной груди занимается дух,
Дивной гармонией нежится слух!
Однопометников лай музыкальный
Душу уносит в тот мир идеальный,
Где ни уплат в Опекунский Совет,
Ни беспокойных исправников нет!
Хор так певуч, мелодичен и ровен,
Что твой Россини! что твой Бетховен!Ближе и лай, и порсканье, и крик —
Вылетел бойкий русак-материк!
Гикнул помещик и ринулся в поле…
То-то раздолье помещичьей воле!
Через ручьи, буераки и рвы
Бешено мчится: не жаль головы!
В бурных движеньях — величие власти,
Голос проникнут могуществом страсти,
Очи горят благородным огнём —
Чудное что-то свершилося в нём!
Здесь он не струсит, здесь не уступит,
Здесь его Крез за мильоны не купит!
Буйная удаль не знает преград,
Смерть иль победа — ни шагу назад!
Смерть иль победа! (Но где ж, как не в буре,
И развернуться славянской натуре?)
Зверь отседает — и в смертной тоске
Плачет помещик, припавший к луке.
Зверя поймали — он дико кричит,
Мигом отпазончил, сам торочит,
Гордый удачей любимой потехи,
В заячий хвост отирает доспехи
И замирает, главу преклоня
К шее покрытого пеной коня.Много травили, много скакали,
Гончих из острова в остров бросали,
Вдруг неудача: Свиреп и Терзай
Кинулись в стадо, за ними Ругай,
Следом за ними Угар и Замашка —
И растерзали в минуту барашка!
Барин велел возмутителей сечь,
Сам же держал к ним суровую речь.
Прыгали псы, огрызались и выли
И разбежались, когда их пустили.
Рёвма-ревет злополучный пастух,
За лесом кто-то ругается вслух.
Барин кричит: «Замолчи, животина!»
Не унимается бойкий детина.
Барин озлился и скачет на крик,
Струсил — и валится в ноги мужик.
Барин отъехал — мужик встрепенулся,
Снова ругается; барин вернулся,
Барин арапником злобно махнул —
Гаркнул буян: «Караул, караул!»
Долго преследовал парень побитый
Барина бранью своей ядовитой:
«Мы-ста тебя взбутетеним дубьем,
Вместе с горластым твоим холуем!»
Но уже барин сердитый не слушал,
К стогу подсевши, он рябчика кушал,
Кости Нахалу кидал, а псарям
Передал фляжку, отведавши сам.
Пили псари — и угрюмо молчали,
Лошади сено из стога жевали,
И в обагренные кровью усы
Зайцев лизали голодные псы.Так отдохнув, продолжают охоту,
Скачут, порскают и травят без счёту.
Время меж тем незаметно идёт,
Пес изменяет, и конь устает.
Падает сизый туман на долину,
Красное солнце зашло вполовину,
И показался с другой стороны
Очерк безжизненно-белой луны.
Слезли с коней; поджидают у стога,
Гончих сбивают, сзывают в три рога,
И повторяются эхом лесов
Дикие звуки нестройных рогов.
Скоро стемнеет. Ускоренным шагом
Едут домой по холмам и оврагам.
При переправе чрез мутный ручей,
Кинув поводья, поят лошадей —
Рады борзые, довольны тявкуши[10]:
В воду залезли по самые уши!
В поле завидев табун лошадей,
Ржёт жеребец под одним из псарей…
Вот наконец добрались до ночлега.
В сердце помещика радость и нега —
Много загублено заячьих душ.
Слава усердному гону тявкуш!
Из лесу робких зверей выбивая,
Честно служила ты, верная стая!
Слава тебе, неизменный Нахал, —
Ты словно ветер пустынный летал!
Слава тебе, резвоножка Победка!
Бойко скакала, ловила ты метко!
Слава усердным и бурным коням!
Слава выжлятнику[10], слава псарям!Выпив изрядно, поужинав плотно,
Барин отходит ко сну беззаботно,
Завтра велит себя раньше будить.
Чудное дело — скакать и травить!
Чуть не полмира в себе совмещая,
Русь широко протянулась, родная!
Много у нас и лесов и полей,
Много в отечестве нашем зверей!
Нет нам запрета по чистому полю
Тешить степную и буйную волю.
Благо тому, кто предастся во власть
Ратной забаве: он ведает страсть,
И до седин молодые порывы
В нем сохранятся, прекрасны и живы,
Черная дума к нему не зайдёт,
В праздном покое душа не заснёт.
Кто же охоты собачьей не любит,
Тот в себе душу заспит и погубит.
Год: 1846
Источник: Полное собрание сочинений и писем в 15 томах Некрасов Н. А. Полное собрание сочинений и писем в 15 томах. — Л.: «Наука», Ленинградское отделение, 1981. — Т. 1. Стихотворения 1838—1855 гг. — 300 000 экз.
Николай Некрасов → Прихожу на праздник к чародею
Николай Некрасов → «Он у нас осьмое чудо…»