Друзья! Мы живем на зеленой земле, Пируем в ночах, истлеваем в золе. Неситесь, планеты, неситесь, неситесь! Ничем не насытясь,
Остается один только ритм Во всю ширь мирозданья — Черновик чьей-то юности, Чьей-то душе предназначенный...
Не жалей, не грусти, моя старость, Что не слышит тебя моя юность. Ничего у тебя не осталось, И ничто для тебя не вернулось.
Ну что же! И пускай не доживу. Суть не во мне. Зато мой внук — дитя — Немыслимую эту синеву Всю пролетит насквозь, почти шутя.
Ненастный вечер. Свет, горящий вполнакала, Плохой табак, а от него туман в мозгу. Душа, чего ты жаждала, о чем алкала? Молчи о том, старуха! Слышишь?
Мы вышли поздно ночью в сенцы Из душной маленькой избы, И сказочных флуоресценций Шатнулись на небе столбы.
Ты сбежишь от его заклинающих глаз, Ты отыщешь, куда тебе скрыться. Но постой! Если ты на других обожглась, Разве он хулиган, а не рыцарь?
Разве я буду опять молодым, Разве не прожил жизни, не дожил, Не подытожил, не уничтожил, Не превратил ее в черный дым?
Дыхнув антарктическим холодом, К тебе ненароком зайдя, Прапращур твой каменным молотом Загнал тебя в старость по шляпку гвоздя.
Приходит в полночь Новый год, Добрейший праздник, Ватагу лютых непогод Весельем дразнит,
Ручей столько натаскал камней и песку, Что вынужден был переменить свое русло. Леонардо да Винчи
Ну что ж, пора, как говорится, Начать сначала тот же путь. Слегка взбодриться — ламца дрица! И повториться в ком-нибудь.
В духане, меж блюд и хохочущих морд, На черной клеенке, на скатерти мокрой Художник белилами, суриком, охрой Наметил огромный, как жизнь, натюрморт.
Футбольный ли бешеный матч, Норд-вест ли над флагами лютый, Но тверже их твердой валюты Оснастка киосков и мачт.