Павел Катенин

Вот старая, мой милый, быль,

А может быть, и небылица;

Сквозь мрак веков и хартий пыль

Вот старая, мой милый, быль,

А может быть, и небылица;

Сквозь мрак веков и хартий пыль

«Фив и Музы! нет вам жестокостью равных

В сонме богов, небесных, земных и подземных.

Все, кроме вас, молельцам благи и щедры:

Наш славный Владимир, наш солнышко-князь,

      Победой в Херсоне венчанный,

С добычею в Киев родной возвратясь,

Уже стесненные ахейскими полками,

Чертога царского толпяся пред вратами,

Трояне, гнанные жестокостью богов,

‎Какой-то англичанин жил
‎В Неаполе: в словах или на деле,
‎Кого и чем он оскорбил,
‎Не мог разведать я доселе;
‎Но, возвращаясь вечерком,
‎Чуть повернул он в переулок темный,
‎Встречается ему резак наемный,
‎С которым он отчасти был знаком,
‎Не так, как с резаком,

А как с рассыльщиком. Вчастую тот, бывало,
‎По городу справлял его нужды
‎И денег за труды
‎В год перебрал с него немало.

Британец, воззревшись в бродячего слугу,
‎Не ждал отнюдь опасной встречи,

В селе Зажитном двор широкий,
‎Тесовая изба,

Светлица и терем высокий,
‎Беленая труба.


Ни в чем не скуден дом богатой:
‎Ни в хлебе, ни в вине,

‎Кто принял в грудь свою язвительные стрелы

Неблагодарности, измены, клеветы,

Но не утратил сам врожденной чистоты

Святую Русь и Белого Царя
‎Давайте, братцы, петь согласно:

Русь-матушка — что на небе заря,
‎Царь-батюшка — что солнце красно.


Она и Он — что церковь со Христом,
‎Она и Он — что муж с женою;

Т и т и р и М е л и б е й.


М е л и б е й


Титир! ты, на траве лежа под темным буком,

Певец, возлюбленный богами,

Афинян вождь, краса и честь,

Тягчим преклонными годами,

‎Отечество наше страдает
‎Под игом твоим, о злодей!
‎Коль нас деспотизм угнетает,
‎То свергнем мы трон и царей.
‎Свобода! Свобода!
‎Ты царствуй над нами!

Ах! лучше смерть, чем жить рабами, —

Вот клятва каждого из нас...

Ночь тихая! меня приятно ты застала

На камне мшистом сем, где сладко я уснул.

Румяная заря всё небо устилала,

Сонет

Громада тяжкая высоких гор, покрытых

Мхом, лесом, снегом, льдом и дикой наготой;

Блажен меж смертными, кто любит друга; вдвое

Блаженнее, когда взаимно он любим:

Тезей, в аду пленен, был счастлив, в Пиритое