Вот старая, мой милый, быль,
А может быть, и небылица;
Сквозь мрак веков и хартий пыль
Вот старая, мой милый, быль,
А может быть, и небылица;
Сквозь мрак веков и хартий пыль
«Фив и Музы! нет вам жестокостью равных
В сонме богов, небесных, земных и подземных.
Все, кроме вас, молельцам благи и щедры:
Наш славный Владимир, наш солнышко-князь,
Победой в Херсоне венчанный,
С добычею в Киев родной возвратясь,
Уже стесненные ахейскими полками,
Чертога царского толпяся пред вратами,
Трояне, гнанные жестокостью богов,
Какой-то англичанин жил
В Неаполе: в словах или на деле,
Кого и чем он оскорбил,
Не мог разведать я доселе;
Но, возвращаясь вечерком,
Чуть повернул он в переулок темный,
Встречается ему резак наемный,
С которым он отчасти был знаком,
Не так, как с резаком,
А как с рассыльщиком. Вчастую тот, бывало,
По городу справлял его нужды
И денег за труды
В год перебрал с него немало.
Британец, воззревшись в бродячего слугу,
Не ждал отнюдь опасной встречи,
В селе Зажитном двор широкий,
Тесовая изба,
Светлица и терем высокий,
Беленая труба.
Ни в чем не скуден дом богатой:
Ни в хлебе, ни в вине,
Кто принял в грудь свою язвительные стрелы
Неблагодарности, измены, клеветы,
Но не утратил сам врожденной чистоты
Святую Русь и Белого Царя
Давайте, братцы, петь согласно:
Русь-матушка — что на небе заря,
Царь-батюшка — что солнце красно.
Она и Он — что церковь со Христом,
Она и Он — что муж с женою;
Т и т и р и М е л и б е й.
М е л и б е й
Титир! ты, на траве лежа под темным буком,
Певец, возлюбленный богами,
Афинян вождь, краса и честь,
Тягчим преклонными годами,
Отечество наше страдает
Под игом твоим, о злодей!
Коль нас деспотизм угнетает,
То свергнем мы трон и царей.
Свобода! Свобода!
Ты царствуй над нами!
Ах! лучше смерть, чем жить рабами, —
Вот клятва каждого из нас...
Ночь тихая! меня приятно ты застала
На камне мшистом сем, где сладко я уснул.
Румяная заря всё небо устилала,
Сонет
Громада тяжкая высоких гор, покрытых
Мхом, лесом, снегом, льдом и дикой наготой;
Блажен меж смертными, кто любит друга; вдвое
Блаженнее, когда взаимно он любим:
Тезей, в аду пленен, был счастлив, в Пиритое