Капитан непостроенных бригов, атаман несозданных вольниц, это я говорю — довольно! Без истерик. Подпишем приговор.
Опять походкой воровскою проходит ветер по Тверской... И полночь вновь летит тоскою, полынной древнею тоской.
Я, наверно, родился поздно Или рано. Мне — не понять. Эти слишком домашние звезды
Как Парис в старину,
ухожу за своею Еленой...
Осень бродит по скверам,
по надеждам моим,
Подымем по чарочке, Улыбнемся весело («Весело ли, милый мой, Взаправду ли весел?»).
И тишина густеет, И бродят ломкие тени, И в комнате чуть-чуть дымно От трубок — твоей и моей...
У земли весенняя обнова, только мне идти по ноябрю. Кто меня полюбит горевого, я тому туманы подарю.
И немножко жутко, И немножко странно, Что казалось шуткой, Оказалось раной.
Ну скажи мне ласковое что-нибудь, Девушка хорошая моя. Розовеют облака и по небу Уплывают в дальние края.
Ты снова, комнатка моя, Плывешь сквозь захмелевший вечер. И снова шорохи таят Надежду о далекой встрече...
Тебе опять совсем не надо Ни слов, ни дружбы. Ты одна. Шесть сотен верст до Ленинграда
Старый город над рекой дремучей В древности своей, Над той рекой, По которой проплывают тучи
Снова осень проходит скверами, Клены старые золотя, Снова мне, ни во что не веруя, По чужим проходить путям.
На кого ты, девушка, похожа? Не на ту ль, которую забыл В те года, когда смелей и строже И, наверно, много лучше был?
Ветер, что устал по свету рыскать, Под стеной ложится на покой. Я мечтаю о далеком Фриско И о том, как плещется прибой.