Лето благостной боли, постиженья печального света... Никогда уже больше
Лето благостной боли, постиженья печального света... Никогда уже больше
Сколько их над планетой? Бессчетно. И над тропиками, и над полюсом... Но ни бога нет и ни черта, и поэтому чуточку боязно.
Сколько их над планетой? Бессчетно. И над тропиками, и над полюсом... Но ни бога нет и ни черта, и поэтому чуточку боязно.
Город мой вечерний, город мой, Москва, весь ты — как кочевье с Крымского моста,
Все в природе строго. Все в природе страстно. Трогай иль не трогай - То и это страшно.
Все в природе строго. Все в природе страстно. Трогай иль не трогай - То и это страшно.
Город мой вечерний, город мой, Москва, весь ты — как кочевье с Крымского моста,
Из первых книг, из первых книг, которых позабыть не смею, училась думать напрямик и по-другому не сумею.
Из первых книг, из первых книг, которых позабыть не смею, училась думать напрямик и по-другому не сумею.
Опять какая-то поездка... На сколько верст? А может, лет? Мне, как военная повестка, в кармане руку жжет билет.
Опять какая-то поездка... На сколько верст? А может, лет? Мне, как военная повестка, в кармане руку жжет билет.
Живут на свете дураки: На бочку меда - дегтя ложка. Им, дуракам, все не с руки Стать поумнее, хоть немножко.
Кто-то ночью хлопает, лопочет... То ль сверчки настроили смычки, то ли это, вылупись из почек, листья разжимают кулачки?
Кто-то ночью хлопает, лопочет... То ль сверчки настроили смычки, то ли это, вылупись из почек, листья разжимают кулачки?