Как хорошо проснуться утром дома, Где все, казалось бы, вам издавна знакомо, Но где так празднично в явь переходит сон,- Как будто к станции подходит ваш вагон.
Корней Иванович Чуковский, Прими привет мой маршаковский. Пять лет, шесть месяцев, три дня
Бремя любви тяжело, если даже несут его двое. Нашу с тобою любовь нынче несу я один. Долю мою и твою берегу я ревниво и свято, Но для кого и зачем - сам я сказать не могу.
Нахмурилась елка, и стало темно. Трещат огоньки, догорая. И смотрит из снежного леса в окно Сквозь изморозь елка другая.
Бывало, в детстве под окном Мы ждем,- когда у нас Проснется гость, прибывший в дом Вчера в полночный час.
У вдохновенья есть своя отвага, Свое бесстрашье, даже удальство. Без этого поэзия — бумага И мастерство тончайшее мертво.
Когда, как темная вода, Лихая, лютая беда Была тебе по грудь, Ты, не склоняя головы,
Колышутся тихо цветы на могиле От легкой воздушной струи. И в каждом качанье негнущихся лилий Я вижу движенья твои.
Пускай бегут и после нас, Сменяясь, век за веком,— Мир умирает каждый раз С умершим человеком.
Собираясь на север, домой, Сколько раз наяву и во сне Вспоминал я о статной, прямой Красноперой карельской сосне.
Пускай стихи, прочитанные просто, Вам скажут всё, о чем сказать должны. А каблуки высокие нужны Поэтам очень маленького роста.
В полутьме я увидел: стояла За окном, где кружила метель, Словно только что с зимнего бала, В горностаи одетая ель.
Красиво пишет первый ученик, А ты предпочитаешь черновик. Но лучше, если строгая строка Хранит веселый жар черновика.
В столичном немолкнущем гуде, Подобном падению вод, Я слышу, как думают люди, Идущие взад и вперед.
Пусть будет небом верхняя строка, А во второй клубятся облака, На нижнюю сквозь третью дождик льется, И ловит капли детская рука.