Я долго счастья ждал — и луч его желанный Блеснул мне в сумерках: я счастлив и любим; К чему ж на рубеже земли обетованной Остановился я, как робкий пилигрим?
Я пришел к тебе с открытою душою, Истомленный скорбью, злобой и недугом, И сказал тебе я: «Будь моей сестрою, Будь моей заботой, радостью и другом.
Опять вокруг меня ночная тишина. Опять на серебро морозного окна Бросает лунный свет отлив голубоватый, И в поздний час ночной, перед недолгим сном,
Я заглушил мои мученья, Разбил надежд безумный рой И вырвал с мукой сожаленья Твой образ из груди больной.
Оба с тобой одиноко-несчастные, Встретясь случайно, мы скоро сошлись; Слезы, упреки и жалобы страстные В наших беседах волной полились.
Нет, я больше не верую в ваш идеал, И вперед я гляжу равнодушно: Если б мир ваших грез и настал,— Мне б в нем было мучительно душно:
Неужели всю жизнь суждено мне прожить, Отдаваясь другим без завета, Без конца, всем безумством любви их любить И не встретить ответа?..
Ты помнишь — ночь вокруг торжественно горела И темный сад дремал, склонившись над рекой... Ты пела мне тогда, и песнь твоя звенела Тоской, безумною и страстною тоской...
Не гони ее, тихую гостью, когда, Отуманена негою сладкой, В келью тяжких забот, в келью дум и труда Вдруг она постучится украдкой;
Памяти Н. М. Д. Когда затихнет шум на улицах столицы И ночь зажжет свои лампады вековые,
Рыдать?- Но в сердце нет рыданий. Молиться?- Для чего, кому? Нет, рой отрадных упований Чужд утомленному уму.
Да, хороши они, кавказские вершины, В тот тихий час, когда слабеющим лучом Заря чуть золотит их горные седины И ночь склоняется к ним девственным челом.
Сколько лживых фраз, надуто-либеральных, Сколько пестрых партий, мелких вожаков, Личных обличений, колкостей журнальных, Маленьких торжеств и маленьких божков!..
Да, это было все... Из сумрака годов Оно и до сих пор мне веет теплотою С измявшихся страниц забытых дневников И с каменной плиты, лежащей над тобою...