Ну, прости, моя Любовь, утеха драгая! В тебе была надежда мне сладка. Даром что ты мучила иногда мя злая, Я тя любил, и всегда с тобой мне речь гладка.
Роскоши всякой недруг превеликой, Ненавистница любви хоть коликой, Мучительница страстей и всей ласки, Так что ссекла бы всё тое на часки.
Роскоши всякой недруг превеликой, Ненавистница любви хоть коликой, Мучительница страстей и всей ласки, Так что ссекла бы всё тое на часки.
Я уж ныне не люблю, как похвальбу красну;
Она токмо заняла мою душу власну.
Я из памяти изгнал
Всех моих ныне Филис,
Я уж ныне не люблю, как похвальбу красну;
Она токмо заняла мою душу власну.
Я из памяти изгнал
Всех моих ныне Филис,
Ну, прости, моя Любовь, утеха драгая! В тебе была надежда мне сладка. Даром что ты мучила иногда мя злая, Я тя любил, и всегда с тобой мне речь гладка.
Невозможно быть довольным, Когда красота едина Под законом своевольным Содержит сердце без чина.
Невозможно быть довольным, Когда красота едина Под законом своевольным Содержит сердце без чина.
Это напрасно, что кто, будучи в разлуке,
Хочет пребыть навсегда в мучительской скуке.
Начто быти в печали,
Чрез все дни, чрез все ночи,
Это напрасно, что кто, будучи в разлуке,
Хочет пребыть навсегда в мучительской скуке.
Начто быти в печали,
Чрез все дни, чрез все ночи,
Радуйся, сердце! Аминта смягчилась,
Так что предо мной самым прослезилась.
Не воспоминай о твоем несчасти.
И без напасти
Покинь, Купидо, стрелы: Уже мы все не целы, Но сладко уязвлены Любовною стрелою
Что за печаль повсюду слышится ужасно? Ах! знать Россия плачет в многолюдстве гласно! Где ж повседневных торжеств, радостей громады? Слышь, не токмо едина; плачут уж и чады!
Что за печаль повсюду слышится ужасно? Ах! знать Россия плачет в многолюдстве гласно! Где ж повседневных торжеств, радостей громады? Слышь, не токмо едина; плачут уж и чады!
Что это? всё ли вздыхать с мучением вечным? Всё ли страдать? всё ль любить с жаром бесконечным? Наконец и умереть придет нам, может быть, А о любви ничего не надо объявить?