Сколько милых ровесников в братских могилах лежит. Узловатая липа родительский сон сторожит.
Сколько милых ровесников в братских могилах лежит. Узловатая липа родительский сон сторожит.
Глаз к сиянью такому еще не привык...
Зной густой, золотой и тягучий, как мед...
А за домом, в саду,
пробегает арык,
Глаз к сиянью такому еще не привык...
Зной густой, золотой и тягучий, как мед...
А за домом, в саду,
пробегает арык,
Много счастья и много печалей на свете, а рассветы прекрасны, а ночи глухи... Незаконной любви
Много счастья и много печалей на свете, а рассветы прекрасны, а ночи глухи... Незаконной любви
Сияет небо снежными горами, громадами округлых ярких туч. Здесь тишина торжественна, как в храме, здесь в вышине дымится тонкий луч.
Сияет небо снежными горами, громадами округлых ярких туч. Здесь тишина торжественна, как в храме, здесь в вышине дымится тонкий луч.
А я с годами думаю все чаще, что краденое счастье — тоже счастье, как ситник краденый — все тот же хлеб насущный, спасенье жизни неблагополучной.
Запах леса и болота, полночь, ветер ледяной... Самолеты, самолеты пролетают надо мной.
Запах леса и болота, полночь, ветер ледяной... Самолеты, самолеты пролетают надо мной.
А я с годами думаю все чаще, что краденое счастье — тоже счастье, как ситник краденый — все тот же хлеб насущный, спасенье жизни неблагополучной.
А может быть, останусь жить? Как знать, как знать? И буду с радостью дружить? Как знать, как знать?
А может быть, останусь жить? Как знать, как знать? И буду с радостью дружить? Как знать, как знать?
Стоит в сугробах мельница, ничто на ней не мелется, четыре с лишним месяца свистит над ней метелица...