Енгибарову - от зрителей

	Шут был вор: он воровал минуты -
	Грустные минуты, тут и там,-
	Грим, парик, другие атрибуты
	Этот шут дарил другим шутам.

	В светлом цирке между номерами
	Незаметно, тихо, налегке
	Появлялся клоун между нами
	Иногда в дурацком колпаке.

	Зритель наш шутами избалован -
	Жаждет смеха он, тряхнув мошной,
	И кричит: "Да разве это клоун!
	Если клоун - должен быть смешной!"

	Вот и мы... Пока мы вслух ворчали:
	"Вышел на арену, так смеши!"-
	Он у нас тем временем печали
	Вынимал тихонько из души.

	Мы опять в сомненье - век двадцатый:
	Цирк у нас, конечно, мировой,-
	Клоун, правда, слишком мрачноватый -
	Невеселый клоун, не живой.

	Ну а он, как будто в воду канув,
	Вдруг при свете, нагло, в две руки
	Крал тоску из внутренних карманов
	Наших душ, одетых в пиджаки.

	Мы потом смеялись обалдело,
	Хлопали, ладони раздробя.
	Он смешного ничего не делал -
	Горе наше брал он на себя.

	Только - балагуря, тараторя,-
	Все грустнее становился мим:
	Потому что груз чужого горя
	По привычке он считал своим.

	Тяжелы печали, ощутимы -
	Шут сгибался в световом кольце,-
	Делались все горше пантомимы,
	И морщины глубже на лице.	

	Но тревоги наши и невзгоды
	Он горстями выгребал из нас -
	Будто обезболивал нам роды,-
	А себе - защиты не припас.

	Мы теперь без боли хохотали,
	Весело по нашим временам:
	Ах, как нас прекрасно обокрали -
	Взяли то, что так мешало нам!

	Время! И, разбив себе колени,
	Уходил он, думая свое.
	Рыжий воцарился на арене,
	Да и за пределами ее.	

	Злое наше вынес добрый гений
	За кулисы - вот нам и смешно.
	Вдруг - весь рой украденных мгновений
	В нем сосредоточился в одно.

	В сотнях тысяч ламп погасли свечи.
	Барабана дробь - и тишина...
	Слишком много он взвалил на плечи
	Нашего - и сломана спина.

	Зрители - и люди между ними -
	Думали: вот пьяница упал...
	Шут в своей последней пантомиме
	Заигрался - и переиграл.

	Он застыл - не где-то, не за морем -
	Возле нас, как бы прилег, устав,-
	Первый клоун захлебнулся горем,
	Просто сил своих не рассчитав.

	Я шагал вперед неукротимо,
	Но успев склониться перед ним.
	Этот трюк - уже не пантомима:
	Смерть была - царица пантомим!

	Этот вор, с коленей срезав путы,
	По ночам не угонял коней.
	Умер шут. Он воровал минуты -
	Грустные минуты у людей.

	Многие из нас бахвальства ради
	Не давались: проживем и так!
	Шут тогда подкрадывался сзади
	Тихо и бесшумно - на руках...

	Сгинул, канул он - как ветер сдунул!
	Или это шутка чудака?..
	Только я колпак ему - придумал,-
	Этот клоун был без колпака.

Год: 1972

Похожие статьи:

Владимир Высоцкий → Упрямо я стремлюсь ко дну...

Владимир Высоцкий → Ошибка вышла

Владимир Высоцкий → Утренняя гимнастика

Владимир Высоцкий → Дуэт Шуры и Ливеровского

Владимир Высоцкий → Памяти Василия Шукшина