В этой внимательной администрации,
Как в геологии — всюду слои!
Дремлют живые, когда-то, формации,
В темноте осенней ночи —
Ни луны, ни звёзд кругом,
Но ослабнувшие очи
Из темноты углов её молчащих
И из приборов, всюду видных в ней,
Из книг учёных, по шкапам стоящих,
В костюме светлом Коломбины
Лежала мёртвая она,
Прикрыта вскользь, до половины,
Спит пращур городов! А я с горы высокой
Смотрю на очерки блестящих куполов,
Стремящихся к звездам над уровнем домов,
На Украйне жил когда-то,
Телом бодр и сердцем чист,
Жил старик, слепец маститый,
А! Ты не верила в любовь! Так хороша,
Так явственно умна и гордостью богата,
Вся в шелесте шелков и веером шурша,
О, неужели же на самом деле правы
Глашатаи добра, красот и тишины,
Что так испорчены и помыслы, и нравы,
О, не брани за то, что я бесцельно жил,
Ошибки юности не все за мною числи
За то, что сердцем я мешать уму любил,
О, как я чувствую, когда к чему-нибудь
Лежит душа и страстно увлекает;
Сознанье долга тот же самый путь,
О, если б мне хоть только отраженье,
Хоть слабый свет твоих чудесных снов,
Мне засветило б в сердце вдохновенье,
О, в моей ли любви не глубоко!
Ты мне в сердце, голубка, взгляни:
Сколько зависти в нём и порока!
О, будь в сознаньи правды смел.
Ни ширм, ни завесей не надо...
Как волны дантовского ада
Ни одно лицо не скажет,
Что под ним таится;
Никогда простых и ясных
Неуловимое порою уловимо,
Как ветер, как роса, как звук или кристалл!
Всё уловимое скорей проходит мимо,