Николай Гумилёв

Сердце радостно, сердце крылато.

В лёгкой, маленькой лодке моей

Я скитаюсь по воле зыбей

«Ты совсем, ты совсем снеговая,

Как ты странно и страшно бледна!

Почему ты дрожишь, подавая

Барабаны, гремите, а трубы, ревите, — а знамёна везде взнесены.

Со времён Македонца такой не бывало грозовой и чудесной войны.
............................

Кровь лиловая немцев, голубая — французов, и славянская красная кровь.

<лето 1920>

По узкой тропинке

Я шел, упоенный мечтою своей,

И в каждой былинке

От Европы старинной

Оторвавшись, Алжир,

Как изгнанник невинный,

Фёдор Фёдорович, я Вам
Фейных сказок не создам:
Фею ресторанный гам
Испугает — слово дам.
Да и лучше рюмок звон,
Лучше Браун, что внесён,
Есть он, всё иное вон.
Разве не декан мой он?!

8 февраля 1914 года

Можно увидеть на этой картинке
Ангела, солнце и озеро Чад,
Шумного негра в одной пелеринке
И шарабанчик, где сёстры сидят,
Нежные, стройные, словно былинки.

А надо всем поднимается сердце,
Лютой любовью вдвойне пронзено,
Боли и песен открытая дверца:
О, для чего даже здесь не дано
Мне позабыть о мечте иноверца.

Не позднее 26 мая 1911 года

Мощь и нега —
Изначально!
Холод снега,
Ад тоски.
И красива, и могуча,
Лира Ваша так печальна,
Уводящая в пески.
Каждый путник
Утомлённый
Знает лютни
Многих стран,
И серебряная туча
На груди его влюблённо
Усмиряет горечь ран.

1909—1910?

Аддис-Абеба, город роз.
На берегу ручьёв прозрачных,
Небесный див тебя принёс,
Алмазной, средь ущелий мрачных.

Армидин сад… Там пилигрим
Хранит обет любви неясной

(Мы все склоняемся пред ним),
А розы душны, розы красны.

Там смотрит в душу чей-то взор,
Отравы полный и обманов,
В садах высоких сикомор,
Аллеях сумрачных платанов.

<Апрель 1911 года>

Ангел лёг у края небосклона.
Наклонившись, удивлялся безднам.
Новый мир был синим и беззвездным.
Ад молчал, не слышалось ни стона.

Алой крови робкое биенье,
Хрупких рук испуг и содроганье.
Миру лав досталось в обладанье
Ангела святое отраженье.

Тесно в мире! Пусть живёт, мечтая
О любви, о грусти и о тени,
В сумраке предвечном открывая
Азбуку своих же откровений.

Мне на Ваших картинах ярких

Так таинственно слышна

Царскосельских столетних парков

Захотелось жабе чёрной

Заползти на царский трон,

Яд жестокий, яд упорный

И. Одоевцевой

О, сила женского кокетства!

В моих руках оно само,

Видишь, мчатся обезьяны

С диким криком на лианы,

Что свисают низко, низко,