Мои любимые стишки

Свеча поминальная... Новые сутки
Живу без отца... Так и жить мне теперь...
Последние дни беспросветны и жутки --
Ушел и прикрыл невозвратную дверь...

Еще я в уход его вовсе не верю...
Лишь кнопку звонка надавлю – и опять
Улыбкой отца все печали развею...
Ушел... На кого мне теперь уповать?

И тяжесть потери все резче и гуще
Корежит мне душу – и нечем унять...
Всесильный Владыко, Всеблагий и Сущий!
Молю добротой его душу принять...

Любые слова в этом горе – пустые.
Еще не исплаканы слезы мои,
Не все по печали стоят запятые,
Не все порасставлены точки над «i»…

Наверное всхлип этот станет прологом
К рассказу о праведной светлой судьбе...
В сиянье любви предстает перед Богом
Мой светлый предтеча в житейской борьбе.

Я верю в бессмертье души безраздельно.
Эпоху свою на Земле отслужив,
Теперь безтелесно, светло, надземельно
И в сердце сыновьем, как прежде, он жив...

В полдень на углу 4-й Вест
Я встречал отца. Он ждал машину.
С каждым днем посадка и отъезд
Все трудней была, но в нем мужчину

Боль не побеждала. Он терпел.
В восемнадцать лет с войны калекой
Возвратясь, два года он успел
Воевать и стало трудной вехой

Возвращение в простую жизнь...
Он и этот одолел экзамен.
Голодал. Учился. «Продержись! –
Сам себе внушал, когда глазами

Только мог деликатесы есть.
Нарисованные на витрине.
Сын солдата, знал он долг и честь.
В двадцать лет заботою о сыне

Сверх иных уже обременен.
До последних дней был мне опорой.
Книги корректировал мне он.
И терпел презлой недуг, который

Разрушал его и разрушал...
Только раз признался маме:
-- Больно... –
Он терпел – и жить нам не мешал...
Жалобами...
Оглянусь невольно,

Не стоит ли на 4-й вест
Мой отец, как прежде у подъезда...
Сиротливо пуст его подъезд –
Горечи моей святое место...

Сергей Михалков
- Мой папаша - ларинголог,
В общем, ухогорлонос.
- Ну, а мой отец-геолог,
Ищет медный купорос.

- Мой – работает на елках
В масках всяческих зверей…
- Зайца может, или волка?
- Может даже медведЕй.

- Мой – с утра сдает посуду
И с соседом водку пьет.
А потом: я, мол, не буду,
Больше пить…наверно - врет.
Но он добрый и хороший…
Мне бинокль подарил…
(Пусть чуток не вышел рожей.
Все смеются – крокодил).

- Ладно, твой-то - лишь напился.
Мой – же - вовсе растворился,
Как мне мама говорит...
Ей Степан благоволит…
Дядя Степа, он высокий…
Он еще товаровед.
Он мне делает уроки
И котлеты на обед,
Когда мамы нету дома.
В общем, он у нас толковый.

- Дворник мой, его лопата
Во дворе скребет снежок!
- Инженер мой… хоть зарплата
Лишь на чай и пирожок.
В воскресенье мы ватагой
С ним ходили в зоопарк…

Лишь Володька – бедолага.
Его «предок» - олигарх.

Папы учат, чистят уши,
Исправляют краны, души,
Льют чугун, готовят яства,
Даже лечатся от пьянства…
И с детьми играют в прятки…

Лишь магнат чужие бабки
Загребает и не спит.
У него болезный вид…

В душной, тревожной, ночной тишине
давит тревога на грудь.
Сердце, как чайка на тихой волне,
тоже не может уснуть.

Тоненькой свечки горит огонёк,
в небо молитва летит:
"Дай ему силы на сотни дорог,
злую беду отведи".

Ветер качнул старый клён второпях,
бросилась тень на часы.
Дева Мария качает дитя.
"Боже, помилуй, спаси".

В комнате, где он учился ходить,
чудится голос его.
В небе обкусанный месяц дрожит,
словно большой поплавок.

Дождь застучал. Догорает свеча,
а за окном всё светлей.
Матери часто не спят по ночам –
матери ждут сыновей.

Кажутся им почему-то всегда
ночи страшнее, чем дни.
"Дева Мария, ночная звезда,
Боже, спаси, сохрани!"

По густой жаре, по туману ли,
по горам крутым, степной скатерти
много пасынков песнь горланили,
каждый о своём, все - о матери.

Сколько было дорог исхожено!
Как иных домой страсть-мечта звала!
Так похожа была на счастье, но
ни такой души, ни того тепла.

На семи ветрах злого города,
разрубив рукой синь прохладную,
признавались, как было дорого
то, что в даль ушло безвозвратную.

Где от той беды одолень-трава?
Словно силы все поистратили.
И сказал один: мать моя жива,
но в чужой земле, как без матери!

Вы были всем, и всем остались
Для продолжений на Земле
Я лишь о невниманьи каюсь
И вспоминаю как во сне

Свой первый шаг, дрожа от нови
Ступал под Ваш любимый взгляд
Слова для радости и боли
Я брал у Вас как ценный клад

Не все сложилось, как хотелось
Всегда не так, как в том кино
Мечталось, грезилось, не спелось
А что-то было так давно

В минуту радости ль печали
Вы не даете мне упасть
В конце судьбы или начале
Нам вместе быть
И не пропасть!

«Мой недочитанный «апокриф»
Из самых дорогих святынь
С улыбкой в бесконечность смотрит
С гранита траурной плиты»…
Мама
Путь заказан обратно -
Духом свят иль убийца…

За тебя многократно
Не устану молиться.
Я теперь твоё тело,
Что, как память - нетленно,
И душою болело
В равнодушной Вселенной…
Сердце, атомы, гены,
Нервы слуха и зренья,
Мир твой нощный и денный
На года и мгновенье…

Звонким смехом и плачем,
Разорвавшимся в бездне,
Мыслью, страстной, горячей
И слезой бесполезной,
Рваным пульсом в повздошье,
Малой клеточкой, порой,
Будешь жить, мой хороший
Каждым вздохом и взором,
Каждой строчкой, как былью,
И стихами в инете…

Чтоб тебя не забыли
Здесь, на этой планете…

Дождь в окошко стучит, как замерзшая птица.
Но она не уснет, продолжая нас ждать.
Я сегодня хочу до земли поклониться
Нашей женщине русской, по имени МАТЬ.

Той, которая жизнь подарила нам в муках,
Той, что снами, порой, не спала по ночам.
Прижимали к груди ее теплые руки.
И молилась за нас всем Святым Образам.

Той, которая Бога просила о счастье,
За здоровье своих дочерей, сыновей.
Каждый новый наш шаг – для нее был как праздник.
И больнее ей было от боли детей.

Из родного гнезда вылетаем, как птицы:
Поскорее нам хочется взрослыми стать.
Я сегодня хочу до земли поклониться.
Нашей женщине русской, по имени МАТЬ.

Моей Мамочке...

Двадцать лет ты в пальтишке из драпа.
Не по моде застывший фасон…
На руках - я, сестрёнки и папа,
Вечно пьяный… Поди урезонь…

Нежность губ затянули морщины,
А заботы – сияние глаз…
Не красавиц любили мужчины.
Ты любовь посвятила для нас…

Обрастала душа, кондовело
Без иллюзий реальностью дней
И тянула безропотно, смело
Ношу тяжкую доли своей…

Не терпела раздоры и сплетни:
Вся из света, прощенья, тепла…

Для меня ты ребёнком последним
До смертельного часа была…

Был день, как день: простой, животворящий,
В своём стремленье на бегу – успеть,
Без солнца в небе... Ветерок бодрящий
Гонял листвы заржавленную медь…

Был хмур ноябрь, а осень, на излёте,
Не укрывала землю коркой льда…
Поток машин спешил в круговороте,
С завидным постоянством, как всегда…

Но был звонок, что искривил пространство
Дня, осени и чашки на столе,
Исчезли в миг основы постоянства:
Не стало больше мамы на земле…