Тяжелый запах роз в моей темнице.
Темница – комната. Придешь ли? Жду.
Все ало здесь, как в пламенном аду.
Один лежу в прозрачной власянице.
Как подобает скованной Царице
(А грех – предатель в жизненном саду) –
Я телом лишь к ногам твоим паду,
Моя душа в божественной деснице.
Вот ты вошла, и шеи и груди
Коснулась молча тонкими руками,
Сестра моя, возлюбленная, жди…
Мы падаем под жгучими волнами.
Друг друга любим или славим страсть,
Отрадно нам под знойным вихрем – пасть.
Расцветших девственниц безгрешные постели, –
Их свежесть, белизна, их утренний наряд, –
Они весенние, святые колыбели,
Где грезы о любви томятся и грустят.
Упругие черты стыдливо опьянели
И молят о грехе томительных услад.
К ним никнут юноши в невысказанной цели,
Но гонит их душа смущенная назад.
И сон девический неопытен и тих.
И бродят ангелы, задумавшись о них,
На ложе чистое роняя снежность лилий.
Невинные сердца тоску и жажду слили.
Когда же бледный день, целуя, будит их,-
С улыбкой девушки припомнят, – что любили.
Она уже идет трущобою звериной,
Алкая молодо и требуя права,
И, усыпленная разлукою старинной,
Любовь убитая – она опять права.
Ты выстроил затвор над северной стремниной,
Где в небе северном скудеет синева;
Она передохнет в твой сумрак голубиный
Свои вечерние и влажные слова.
И, сердце ущемив, испытанное строго,
Она в расселине елового порога
Воздушною струей звенит и шелестит.
Скорее убегай и брось далекий скит!
С глазами мутными! Ночными голосами
Она поет! Шумит весенними лесами!
Единое лекарство от любви,
Сказали нам, лежать нагими рядом.
И было так. Приблизившися взглядом,
Зажегся жар в больной моей крови.
Но исцеленьем это не зови:
Не предался я радостным усладам.
Неверное лекарство от любви, –
Ты для меня сладчайшим стало ядом.
Зачем так близко отрок был и наг!
Алкала я у недоступных влаг.
Ресниц его мерцала позолота,
И рот его улыбчив был и ал,
Но словно Дафнис робкий он дремал,
Не пробужденный флейтою Эрота.
Он целовал меня в часы тревоги
И говорил мне: слушай, я пою.
Веселие душило грудь мою,
Подкашивались от волненья ноги,
И Ангел пел о море и о Боге.
Как ключевую путник пьет струю,
Его слова пила я на краю
Большой и пыльной медленной дороги,
Но ветер города горяч и груб,
Но тягостно любовное говенье,
И отвернулся Ангел Песнопенья
От соблазненных, многогрешных губ,
Меня оставив средь домов и труб
И в голубые отлетел селенья
Любовию тебя я назвала,
Кровь темная, что леденишь и жжешь,
Когда в меня, как в жертву тихий нож,
Вошли глаза прозрачнее стекла,
Как в этот час ты медленно текла,
Как замирала, как будила дрожь,
Кощунственную торопила ложь,
Чтоб я тебя любовью назвала,
Но мне сиял, как самоцветный камень,
Всеочищающий далекий пламень.
Любви возврата нет, и мне как будто жаль
Бывалых радостей и дней любви бывалых;
Мне не сияет взор очей твоих усталых,
Не озаряет он таинственную даль…
Любви возврата нет, – и на душе печаль,
Как на снегах вокруг осевших, полуталых.
- Тебе не возвратить любви мгновений алых!
Любви возврата нет,- прошелестел февраль.
И мириады звезд в безводном океане
Мигали холодно в бессчетном караване,
И оскорбителен был их холодный свет:
В нем не было былых ни ласки, ни участья…
И понял я, что нет мне больше в жизни счастья,
Любви возврата нет!..
Ее любовь проснулась в девять лет,
Когда иной ребенок занят куклой.
Дитя цвело, как томный персик пухлый,
И кудри вились, точно триолет.
Любовь дала малютке амулет:
Ее пленил – как сказка – мальчик смуглый…
Стал, через месяц, месяц дружбы – круглый.
Где, виконтесса, наше трио лет?
Ах, нет того, что так пленяло нас,
Как нет детей с игрой в любовь невинной.
Стремится смуглый мальчик на Парнас,
А девочка прием дает в гостиной
И, посыпая “пудрой” ананас,
Ткет разговор, изысканный и длинный.
Судьбы чужой прекрасная преграда
Нам яснится за дольней немотой;
Но личный мир один, один с тобой,
И им осветится блаженная награда.
Кристальною и звонкой каплей яда
Вонзился крыл порыв за гранью той!
Но зов земли блистательной мечтой
Укажет, как поет моя отрада.
Любовь моя! Все грани, жизнь и сон,
Который некогда был озлащен
И некогда, как фейный дар, оставлен, –
А жизнь – алмаз и синяя заря;
И будет сон, как некий червь, раздавлен,
И примут нас не-сущие моря.
Я девушкой, невестой умерла.
Он говорил, что я была прекрасна,
Но о любви я лишь мечтала страстно, —
Я краткими надеждами жила.
В апрельский день я от людей ушла,
Ушла навек покорно и безгласно —
И все ж была я в жизни не напрасно:
Я для его любви не умерла.
Здесь, в тишине кладбищенской аллеи,
Где только ветер веет в полусне,
Все говорит о счастье и весне.
Сонет любви на старом мавзолее
Звучит бессмертной грустью обо мне,
А небеса синеют вдоль аллеи.
