стихибары и стихохаты,
стихочумы (их тоже есть)
строем, в рифму идут солдаты,
(и у каждого в ранце - жезл),
на плечо взгромоздилась лира,
передернут затвор зари.
стихопатистая Стихира -
бронебойным
верлибром -
пли!
Кто-то пишет под Рубцова,
кто под Бродского косИт...
Под луной ничто не ново.
То не море - плещет Слово
по инетовской Руси.
Ключик есть, а где же дверца,
холст и пламя в очаге?
С сумасшедшинкою в сердце,
с мандельштаминкой в строке -
кто? Да все мы здесь такие!
В зарифмованном дыму
бродит Пушкин по Стихире -
ух, как весело ему:)
Сглотнув терпенья горькую пилюлю,
Метель на плечи бросить, как манто,
В предутреннюю мглу шагнуть, сутулясь,
Смирившись с тем, что я – незнамо кто:
И не поэт, и никакой не гений,
А просто так – былинка на ветру,
Шатаюсь среди собственных сомнений,
Открытая всему людскому злу.
Грохочет жизни сумасшедший поезд,
В нем столько звуков, блеска и огня,
Но смысла нет. Есть только вечный поиск,
И звездный свет, коснувшийся меня…
Печальна участь пьющего поэта,
Поэт непьющий - вовсе не поэт!
Погас костер, но тлеет сигарета.
На фильтре дорогой помады след.
Все хорошо! Почти благополучно.
Фальшивой краской скрыта седина.
Она живет порядочно и...скучно.
Стабильно. И по-прежнему одна.
Какая глупость - биться до потери
Сознания об стенку головой.
Она в любовь давно уже не верит.
Привычным стал безрадостный покой.
Шальные бредни юности забыты.
Звон тягостен разбитого стекла.
Увы! Она не стала Маргаритой.
И Мастером не стала.
Не смогла.
В момент опьянения кажешься богом
Себе самому - молодым и счастливым.
Взлетаешь в седло в упоенье упругом
И вечность хватаешь за рыжую гриву.
Момент опьянения дарит возможность
Любить эту жизнь, восхищаться и плакать.
Разбитым щитом упадет осторожность.
Обрушится мир наползающим мраком.
Лежишь ты, и булькают годы-мгновенья,
И время шаманит - старик шепелявый.
О, танец над пропастью! Миг опьяненья!
Хохочет взахлеб торжествующий дьявол.
Нас много, злых и бесталанных,
(смеются смятые листки),
Судьбой расставленных так странно
В квадраты дальние доски,
В квадраты черных обстоятельств.
Игра, знакомая для всех,
Где цепь падений и предательств
Зовется битвой за успех.
О, мыслей бег косноязычный,
С трудом исторгнутый в тетрадь.
И небо – как забор больничный
Над невозможностью летать.
За всплеском юности и силы –
Прозрений поздних полоса.
Нам город дряхлый и бескрылый
Безумьем высветлил глаза.
И в час, когда закат так мрачен
В кровавой ауре зари,
Хохочет, корчится и плачет
Тоска, растущая внутри.
И безъязыкий ужас ночи
Вперяет тусклые зрачки,
И выпить…
А не лучше ль, впрочем,
Коснуться шеи худосочной
Тугой удавкою строки?
Горсть пепла на кофейном блюдце,
Святая ложь заумных книг.
А сердцу – только б прикоснуться
К сиянью чистому
на миг…
Как мертвые удобны для "живых",
Раздавленные бронзовым забвеньем,
Униженные общим поклоненьем.
Идет распрепарированный стих
На трапезу литературоедам.
(Чешите репу, книжные умы!)
Никто не обожжет похмельным бредом
И не попросит пять рублей взаймы.
Благополучна ложь "по умолчанью".
Но отчего ж мы вздрагиваем в миг,
Когда на крыльях музыки печальной
Летит последний журавлиный крик?
Горячая грусть в глазах.
Две радуги над могилой.
И не успели мы вам сказать,
как вы нужны и любимы.
И что такое поэт?
Только белый снег
между болотом земным и небом.
Ничего-то у него нет
за душою - ни крошки хлеба.
Уцепиться за мир не умеет он,
где все друг другу терзают глотки.
А что такое смерть?
Это сон,
неважно, долгий или короткий.
И что такое жизнь?
Только цокот строк
да звонкой рифмы подкова.
Обжигающе-горький водки глоток -
всего лишь поиски Слова.
Белым снегом одета нынче земля,
баюкает вас Россия...
Прости моя хорошая, прости!
О, дикая, убийственная гордость -
слова, что не могу произнести -
шипами в горле.
Все как-то распадается само,
пора смириться с неизбежным фактом,
мешает неуемное клеймо -
такой характер!
Гремучая моя неправота,
воинственные, грозные потемки -
и вот стою почти что сирота
с пустой котомкой
Прости моя хорошая, прости...
Снег глубок, и тени горячи,
И давно погасла сигарета.
Солнца неуклюжие лучи
Прыгают с небесного паркета.
Я смотрю на милое окно,
В спальне шторы, сдвинутые тесно.
Записала мысленно: «Дано:
Ты + я + у (неизвестный)»
Или неизвестная. Она –
Игрек твой с цыганской бровью гордой.
Грянет неизбежная весна
Мощным, разрушительным аккордом.
Юности смеющаяся стать,
Почерк легкомысленной особы.
Знаешь, я хочу поцеловать
Эти старомодные сугробы.
Пусть увидят люди – не беда!
Я тебе прощаю вероломство.
Снег – почти такой же, как тогда,
В тихий вечер нашего знакомства,
Мягко оседает под ногой.
(Помнишь ли кино о зимних вишнях?)
Острый холод чувствую щекой.
Финиш. Доказательства излишни.
