Хорошо, братцы, тому на свете жить,
У кого в голове добра не много есть,
А сидит там одно-одинёшенько,
Барон, тебе, делившему
Дни римские с певцом,
Тебе, переломившему
Одолела сила-удаль меня, молодца,
Не чужая, своя удаль богатырская!
А и в сердце тая удаль-то не вместится,
Усни, печальный друг, уже с грядущей тьмой
Вечерний алый свет сливается всё боле;
Блеящие стада вернулися домой,
Вон на кладбище белеют кресты.
Месяц взирает на них с высоты.
Там дремлют кости вельможного рода,
O друг, ты жизнь влачишь, без пользы увядая,
Пригнутая к земле, как тополь молодая;
Поблёкла свежая ветвей твоих краса,
Что ты голову склонила?
Ты полна ли тихой ленью?
Иль грустишь о том, что было?
Тщетно, художник, ты мнишь, что творений своих ты создатель!
Вечно носились они над землёю, незримые оку.
Нет, то не Фидий воздвиг олимпийского славного Зевса!
Смеркалось, жаркий день бледнел неуловимо,
Над озером туман тянулся полосой,
И кроткий образ твой, знакомый и любимый,
Слушая повесть твою, полюбил я тебя, моя радость!
Жизнью твоею я жил и слезами твоими я плакал;
Мысленно вместе с тобой прострадал я минувшие годы,
Ax, зачем у нас граф Пален
Так к присяжным параллелен!
Будь он боле вертикален,
Ах ты гой еси, правда-матушка!
Велика ты, правда, широка стоишь!
Ты горами поднялась до поднебесья,
Он водил по струна́м; упадали
Волоса на безумные очи,
Звуки скрыпки так дивно звучали,
Ой, честь ли то молодцу лён прясти?
А и хвала ли боярину кичку носить?
Воеводе по воду ходить?
Ой, каб Волга-матушка да вспять побежала!
Кабы можно, братцы, начать жить сначала!
Ой, кабы зимою цветы расцветали!