Ложишься спать, когда в четыре Дадут по радио отбой. Умрешь — единственная в мире Всплакнет сирена над тобой.
Вон та Недалекая роща, Вся в гнездах Крикливых грачей,
Всегда ты на людях, Как слон в зверинце, Как муха в стакане, Как гусь на блюде...
Где он теперь, этот домик ветхий, Зяблик, поющий в плетеной клетке, Красный шиповник на свежей ветке И золотистые косы Гретхен?
Западные экспрессы Летят по нашим дорогам. Смычки баюкают душу, Высвистывая любовь.
Не дитятко над зыбкою Укачивает мамушка — Струится речкой шибкою Людская кровь по камушкам.
Только глянула — и сразу Напрямик сказала твердо: «Не хочу противогаза — У него слоновья морда!»
Начинается ростепель марта, И скворец запевает — он жив... Ты лежишь под гвардейским штандартом, Утомленные руки сложив.
Говорят, что есть в глухой Сибири Маленькая станция Зима. Там сугробы метра в три-четыре Заметают низкие дома.
Несчастный, больной и порочный По мокрому саду бреду. Свистит соловей полуночный Под низким окошком в саду.
Два месяца в небе, два сердца в груди, Орел позади, и звезда впереди. Я поровну слышу и клекот орлиный, И вижу звезду над родимой долиной:
Л. К. Нам, по правде сказать, в этот вечер И развлечься-то словно бы нечем:
Гусар, в перестрелки бросаясь, Стихи на биваках писал1. В гостиных пленяя красавиц, Бывал декабристом гусар.
Меня томит гриппок осенний, Но в сердце нет былой тоски: Сплелись в цепочку воскресений Недуга светлые деньки.
В честном храме опосля обедни, Каждый день твердя одно и то ж, Распинался толстый проповедник: До чего, мол, божий мир хорош!