Целовались в землянике, Пахла хвоя, плыли блики По лицу и по плечам;
Я голос Петруши услышал во сне: «Алло»,— говорил он лукаво и густо. Проснулся — светает, и в комнате пусто, Чужая страна в одичалом окне.
Собиралась ласточка Улетать на юг И глядела ласково На своих подруг -
Я лермонтовский возраст одолел, И пушкинского возраста предел Оставил позади, и вот владею Тем возрастом, в котором мой отец,
У подножия Черной Горы Старый город закрыт до поры, В новом городе тоже несладко: То фургончик жильем, то палатка,
В старый город, в старый город Въезд машинам запрещен. Забреду я в старый город С аппаратом за плечом.
Бремя денег меня не томило, Бремя славы меня обошло, Вот и было мне просто и мило, Вот и не было мне тяжело.
Известно ль вам, что значит - жечь Стихи, когда выходит желчь И горкнет полость ротовая?
В Мельничном, вблизи завода Мукомольного, вблизи Вечности - себя до года Возрастом вообрази.
В Древней Греции рожденных, Вижу девушек в саду. Их лукавые походки, Их крутые подбородки
Пробки выбьем, дружно выпьем За союз младых сердец! Натали опять брюхата, И не с краю моя хата —
Гульзира, твое имя - цветок, И, Востока традицию чтущий, Я твой черный тугой завиток Зарифмую с зирою цветущей.
В японском странном языке
Есть слово, хрупкое до боли:
Аиои.
А студентки из Белграда спели мне «Катюшу», Они спели мне «Катюшу» и спасли мне душу. А погромче пела Бранка, а почище Нада, А я сам сидел на стуле, подпевал где надо.
Если разбил пиалу, не горюй, поспеши на Алайский, Жив, говорят, старичок - мастер искусный, уста. Он острожным сверлом черепки пробуравит - и в ямках