Уже бежит полночная прохлада, И первый луч затрепетал в листах, И месяца погасшая лампада Дымится, пропадая в облаках.
Еще молитву повторяют губы, А ум уже считает барыши. Закутавшись в енотовые шубы, Торговый люд по улицам спешит.
Увяданьем еле тронут Мир печальный и прекрасный, Паруса плывут и тонут, Голоса зовут и гаснут.
Не станет ни Европы, ни Америки, Ни Царскосельских парков, ни Москвы — Припадок атомической истерики Все распылит в сияньи синевы.
Гаснет мир. Сияет вечер. Паруса. Шумят леса. Человеческие речи, Ангельские голоса.
На портьер зеленый бархат Луч луны упал косой. Нем и ясен в вещих картах Неизменный жребий мой:
Наконец-то повеяла мне золотая свобода,
Воздух, полный осеннего солнца, и ветра,
и меда.
Тяжелые дубы, и камни, и вода, Старинных мастеров суровые виденья, Вы мной владеете. Дарите мне всегда Все те же смутные, глухие наслажденья!
Туман. Передо мной дорога, По ней привычно я бреду. От будущего я немного, Точнее — ничего не жду.
Все представляю в блаженном тумане я: Статуи, арки, сады, цветники. Темные волны прекрасной реки...
Снова снег синеет в поле И не тает от лучей. Снова сердце хочет воли, Снова бьется горячей.
Все образует в жизни круг - Слиянье уст, пожатье рук. Закату вслед встает восход,
Над закатами и розами — Остальное все равно — Над торжественными звездами Наше счастье зажжено.
На две части твердь разъята: Лунный серп горит в одной, А в другой костер заката Рдеет красной купиной.