Льстец моей ленивой музы! Ах, какие снова узы На меня ты наложил? Ты мою сонливу «Лету»
Кто это, так насупя брови, Сидит растрепанный и мрачный, как Федул? О чудо! Это он!.. Но кто же? Наш Катулл, Наш Вяземский, певец веселья и любови!
Я вижу тень Боброва: Она передо мной, Нагая, без покрова, С заразой и с чумой;
Я клялся боле не любить И клятвы верно не нарушу: Велишь мне правду говорить? И я — уже немного трушу!..
Памфил забавен за столом,
Хоть часто и назло рассудку;
Веселостью обязан он желудку,
А памяти — умом.
О, радуйся, мой друг, прелестная Мария! Ты прелестей полна, любови и ума, С тобою грации, ты грация сама. Пусть Парки век прядут тебе часы златые!
Пафоса бог, Эрот прекрасный На розе бабочку поймал И, улыбаясь, у несчастной Златые крылья оборвал.
Числа по совести не знаю, Здесь время сковано стоит, И скука только говорит: «Пора напиться чаю,
Вдали от храма муз и рощей Геликона Феб мстительной рукой Сатира задавил1; Воскрес урод и отомстил: Друзья, он душит Аполлона!
Пред ними истощает Любовь златой колчан. Все в них обворожает: Походка, легкий стан,
Не нужны надписи для камня моего, Пишите просто здесь: он был, и нет его!
Сот меда с молоком — И Маин сын тебе навеки благосклонен! Алкид не так-то скромен: Дай две ему овцы, дай козу и с козлом;
Подруги милые! в беспечности игривой Под плясовой напев вы резвитесь в лугах И я, как вы, жила в Аркадии счастливой, И я, на утре дней, в сих рощах и лугах
Известный откупщик Фадей
Построил богу храм... и совесть успокоил.
И впрямь! На всё цены удвоил:
Дал богу медный грош, а сотни взял рублей
За чашей пуншевой в политику с друзьями Пустился Бавий наш, присяжный стихотвор. Одомаратели все сделались судьями, И каждый прокричал свой умный приговор,