На Украйне жил когда-то, Телом бодр и сердцем чист, Жил старик, слепец маститый, Седовласый бандурист.
Из моих печалей скромных, Не пышны, не высоки, Вы, непрошены, растете, Песен пестрые цветки.
По крутым по бокам вороного Месяц блещет, вовсю озарил! Конь! Поведай мне доброе слово! В сказках конь с седоком говорил!
Будто месяц с шатра голубого, Ты мне в душу глядишь, как в ручей. Он струится, журча бестолково В чистом золоте горних лучей.
Из твоего глубокого паденья Порой, живым могуществом мечты, Ты вдруг уносишься в то царство вдохновенья, Где дома был в былые дни и ты!
Полдень. Баба белит хату. Щеки, руки, грудь, спина — Перемазаны в белилах, Точно вся из полотна.
Да, мы, смирясь, молчим... в конце концов - бесспорно! Юродствующий век проходит над землей; Он развивает ум старательно, упорно,
Искрится солнце так ярко, Светит лазурь так глубоко! В груды подсолнечник свален Подле блестящего тока.
Полдневный час. Жара гнетет дыханье; Глядишь, прищурясь,- блеск глаза слезит, И над землею воздух в колебанье, Мигает быстро, будто бы кипит.
Какая дерзкая нелепость Сказать, что будто бы наш стих, Утратив музыку и крепость, Совсем беспомощно затих!
В роще дубовой, в соседстве Эвбейского моря, Жил с молодою женою, без слез и без горя, Старый Алоэ. Жену Ифимедией звали... Каждое утро, пока все домашние спали,—
Порой хотелось бы всех веяний весны И разноцветных искр чуть выпавшего снега, Мятущейся толпы, могильной тишины И тут же светлых снов спокойного ночлега!
Еще один усталый ум погас... Бедняк играет глупыми словами... Смеется!.. Это он осмеивает нас, Как в дни былые был осмеян нами.
Каждою весною, в тот же самый час, Солнце к нам в окошко смотрит в первый раз. Будет, будет время: солнце вновь придет,-
Тяжелый день... Ты уходил так вяло... Я видел казнь: багровый эшафот Давил как будто бы сбежавшийся народ, И солнце ярко на топор сияло.