Старинным золотом и желчью напитал Вечерний свет холмы. Зардели красны, буры Клоки косматых трав, как пряди рыжей шкуры. В огне кустарники и воды как металл.
Ек. Ал. Бальмонт Возлюби просторы мгновенья, Всколоси их звонкую степь,
Вещий крик осеннего ветра в поле. Завернувшись в складки одежды темной, Стонет бурный вечер в тоске бездомной, Стонет от боли.
Над зыбкой рябью вод встает из глубины Пустынный кряж земли: хребты скалистых гребней, Обрывы черные, потоки красных щебней — Пределы скорбные незнаемой страны.
Поликсене С. Соловьевой Над горестной землей — пустынной и огромной,— Больной прерывистым дыханием ветров,
Сочилась желчь шафранного тумана. Был стоптан стыд, притуплена любовь... Стихала боль. Дрожала зыбко бровь. Плыл горизонт. Глаз видел четко, пьяно.
Влачился день по выжженным лугам. Струился зной. Хребтов синели стены. Шли облака, взметая клочья пены На горный кряж. (Доступный чьим ногам?)
Священных стран Вечерние экстазы. Сверканье лат Поверженного Дня!
Я — солнца древний путь от красных скал Тавриза До темных врат, где стал Гераклов град — Кадикс. Мной круг земли омыт, в меня впадает Стикс, И струйный столб огня на мне сверкает сизо.
1 Созвездьями мерцавшее чело, Над хаосом поднявшись, отразилось