Николай Гумилёв

I

Люблю я чудный горный вид,

Остроконечные вершины,

Его глаза — подземные озёра,

Покинутые царские чертоги.

Отмечен знаком высшего позора,

Следом за Синдбадом-Мореходом

В чуждых странах я сбирал червонцы

И блуждал по незнакомым водам,

Орёл летел всё выше и вперёд

К Престолу Сил сквозь звёздные преддверья,

И был прекрасен царственный полёт,

Собиратели кувшинок,

Мы отправились опять

Поблуждать среди тропинок,

Он воздвигнул свой храм на горе,

Снеговой, многобашенный храм,

Чтоб молиться он мог на заре

На таинственном озере Чад

Посреди вековых баобабов

Вырезные фелуки стремят

Я счастье разбил с торжеством святотатца,

И нет ни тоски, ни укора,

Но каждою ночью так ясно мне снятся

Но в мире есть иные области,

Луной мучительной томимы.

Для высшей силы, высшей доблести

На ступенях балкона

Я вечером сяду,

Про век Наполеона

Много в жизни моей я трудов испытал,

Много вынес и тяжких мучений,

Но меня от отчаянья часто спасал

Много есть людей, что, полюбив,

Мудрые, дома себе возводят,

Возле их благословенных нив.

Мне снилось: мы умерли оба,

Лежим с успокоенным взглядом,

Два белые, белые гроба

Я не знаю этой жизни — ах, она сложней

Утром синих, на закате голубых теней.

<до 3 августа 1921 года>

Какой мудрейшею из мудрых пифий

Поведан будет нам нелицемерный

Рассказ об иудеянке Юдифи,