Кораблям в холодном море ломит кости белый пар, А лунный свет иллюминаторы прошиб. А первый иней белит мачты, словно призрачный маляр, И ревматичен шпангоутов скрип... Говорят, на нашей шхуне объявился домовой — Влюбленный в плаванья, бездомный домовой! Его приметил рулевой, В чем поручился головой, И не чужой, а своей головой! Домовой Заглянул к матросу в рубку, Закурил на юте трубку И журнал облизнул судовой (Ах, бездомный домовой, Корабельный домовой!) — И под завесой пропал дымовой... ...Перевернутый бочонок, на бочонке первый снег. Куда-то влево уплывают острова. Как с перевязанной щекою истомленный человек, Луна ущербная в небе крива. Кок заметил: «Если встретил домового ты, чудак, То не разбалтывай про это никому!» А рулевой про домового разболтал, и это знак, Что домовой не являлся ему. Что не ходил к матросу в рубку, Не курил на юте трубку, Не мелькал в хитрой мгле за кормой... Корабельный домовой, Ах, подай нам голос твой! Ау! Ау! Ай-ай-ай! Ой-ой-ой! Загляни к матросу в рубку! Закури на юте трубку! Рукавичкой махни меховой!.. Волны пенные кипят, И шпангоуты скрипят, И у штурвала грустит рулевой...
Источник: Новелла Матвеева. Закон песен.Москва: Советский писатель, 1983.