Льдина — хрупкая старуха — Будет морю отдана. Под ее зеркальным брюхом Ходит гулкая волна.
Не наживай дурных приятелей — Уж лучше заведи врага: Он постоянней и внимательней, Его направленность строга.
Не зная дорог и обочин, Шагаю в лесной глубине. Какие просторные ночи Подарены осенью мне!
Скромная звезда печали Смотрится в мое окно. Всё, о чем мы умолчали,— Всё ей ведомо давно.
В этом парке стоит тишина, Но чернеют на фоне заката Ветки голые — как письмена, Как невнятная скоропись чья-то.
Забывчивый охотник на привале Не разметал, на растоптал костра. Он в лес ушел, а ветки догорали И нехотя чадили до утра.
Как здесь холодно вечером, в этом безлюдном саду, У квадратных сугробов так холодно здесь и бездомно. В дом, которого нет, по ступеням прозрачным взойду И в незримую дверь постучусь осторожно и скромно.
Умей, умей себе приказывать, Муштруй себя, а не вынянчивай. Умей, умей себе отказывать В успехах верных, но обманчивых.
...И вот он вырвался из чащи По следу зверя. Но поток, В глубокой трещине урчащий, Ему дорогу пересек.
Под Кирка-Муола ударил снаряд В штабную землянку полка. Отрыли нас. Мертвыми трое лежат, А я лишь контужен слегка.
Дорога может быть проложена Одним — его забудут имя. А после сколько будет хожено И езжено по ней другими!
Мне сон приснился мрачный, Мне снилась дичь и чушь, Мне снилось, будто врач я И бог еще к тому ж.
Отступление от Вуотты, Полыхающие дома... На земле сидел без заботы Человек, сошедший с ума.
Окрестность думает стихами, Но мы не разбираем слов. То нарастает, то стихает Шальная ритмика ветров.
Екатерине Григорьевой Отлетим на года, на века,— Может быть, вот сейчас, вот сейчас