Вмешательство поэта

Весенний ветер лезет вон из кожи,

Калиткой щелкает, кусты корежит.

Сырой забор подталкивает в бок

Сосна, как деревянное проклятье,

Железный флюгер, вырезанный ятью

(Смотри мой «папиросный коробок»).

А критик за библейским самоваром,

Винтообразным окружен угаром,

Глядит на чайник, бровью шевеля.

Он тянет с блюдца, — в сторону мизинец, —

Кальсоны хлопают на мезонине,

Как вымпел пожилого корабля,

И самовар на скатерти бумажной

Протодиаконом трубит протяжно.

Сосед откушал, обругал жену

И благодушествует:

— Ах! Погода!

Какая подмосковная природа!

Сюда бы Фофанова да луну! —


Через дорогу в хвойном окруженье

Я двигаюсь взлохмаченною тенью,

Ловлю пером случайные слова.

Благословляю кляксами бумагу.

Сырые сосны отряхают влагу,

И в хвое просыпается сова.

Сопит река.
‎Земля раздражена

(Смотри стихотворение «Весна»).

Слова как ящерицы — не наступишь;

Размеры — выгоднее воду в ступе

Толочь; а композиция встает

Шестиугольником или квадратом;

И каждый образ кажется проклятым,

И каждый звук топырится вперед.

И с этой бандой символов и знаков

Я, как биндюжник, выхожу на драку

(Я к зуботычинам привык давно).

А критик мой недавно чай откушал.

Статью закончил, радио прослушал

И на террасу распахнул окно.

Меня он видит — он доволен миром —

И тенорком, политым легким жиром,

Пугает галок на кусте сыром.

Он возглашает:
Он возглашает: —Прорычите басом,

Чем кончилась волынка с Опанасом,

С бандитом, украинским босяком.

Ваш взгляд от несварения неистов.

Прошу, скажите за контрабандистов,

Чтоб были страсти, чтоб огонь, чтоб гром,

Чтоб жеребец, чтоб кровь, чтоб клубы дыма, —

Ах, для здоровья мне необходимы

Романтика, слабительное, бром!

Не в этом ли удача из удач?

Я говорю как критик и как врач.

Но время движется. И на дороге

Гниют доисторические дроги,

Булыжником разъедена трава,

Электротехник на столбы вылазит, —

И вот ползет по укрощенной грязи,

Покачивая бедрами, трамвай.

(Сосед мой недоволен:
(Сосед мой недоволен: — Эт-то проза!)

Но плимутрок из ближнего совхоза

Орет на солнце, выкатив кадык.
‎— Как мне работать!
— Как мне работать! Голова в тумане.


И бытием прижатое сознанье

Упорствует и выжимает крик.

Я вижу, как взволнованные воды

Зажаты в тесные водопроводы,

Как захлестнула молнию струна.

Механики, чекисты, рыбоводы,

Я ваш товарищ, мы одной породы, —

Побоями нас нянчила страна!

Приходит время зрелости суровой,

Я пух теряю, как петух здоровый.

Разносит ветер пестрые клочки.

Неумолимо, с болью напряженья,

Вылазят кровянистые стручки,

Колючие ошметки и крючки —

Начало будущего оперенья.
‎— Ау, сосед! —
— Ау, сосед! — Он стонет и ворчит:

— Невыносимо плимутрок кричит,

Невыносимо дребезжат трамваи!

Да, вы линяете, милейший мой!

Вы погибаете, милейший мой!

Да, вы в тупик уперлись головой,

И, как вам выбраться, не понимаю! —

Молчи, папаша! Пестрое перо —

Топорщится, как новая рубаха.

Петуший гребень дыбится остро;

Я, словно исполинский плимутрок,

Закидываю шею. Кличет рог, —

Крылами раз! — и на забор с размаха.

О, злобное петушье бытие!

Я вылинял! Да здравствует победа!

И лишь перо погибшее мое

Кружится над становищем соседа.

Год: 1929

Источник: Эдуард Багрицкий Стихи и поэмы. — М.: Госиздат., 1956.

Похожие статьи:

Эдуард Багрицкий → Арбуз