В ту минуту, когда ты в белой брачной одежде,
Вышнего, тайного мира невеста, земную корону
Тихо сняла и земле возвратила, и в свежем из зрелой
Жатвы венце от нас полетела... всё зарыдало;
Плакал — кто только слыхал о тебе, но более плакал
Знавший тебя; а те, кого прижимала ты к сердцу,
Слез найти не могли, а после уж их не считали.
Время придет; нам завидовать станут в великом, в прекрасном,
Станут завидовать в счастии, нас посетившем, а скорби,
Скорби, с какой от себя мы его проводили, не вспомнят.
В час тот, когда бытие на земле для нея начиналось,
Ангел жизни ея прилетел пред Судьбу и сказал ей:
Много венцов у меня для младенца: из лилий сплетенный
Свежий венец красоты, и брачный из мирт, и корона,
Есть и дубовый венец героической чести германской;
Есть и терновый — который избрать повелишь для младенца?
Все избираю, сказала Судьба. Но остался единый,
Всё награждающий. В день испытанья, когда появился
Смерти венец на высоком челе, унывающий ангел
Снова предстал... и одне лишь слезы его вопрошали.
Голос раздался: воззри! Он воззрел — перед ним Искупитель.
Источник: «Schmerzlich-tröstende Erinnerungen an den neunzehnten Julius 1810» ФЭБ (2000)