Я помню сумрак каменных аркад,
В средине свет — и красный блеск атласа
В сквозном узоре старых Царских Врат,
Ай, тяжела турецкая шарманка!
Бредёт худой согнувшийся хорват
По дачам утром. В юбке обезьянка
Паром, скрипя, ушёл. В разлив, по тусклой зыби,
Сквозь муть лиловых туч румянится заря.
На тёмном кряже гор, в их сумрачном изгибе,
Проснулся я внезапно, без причины.
Мне снилось что-то грустное — и вдруг
Проснулся я. Сквозь голые осины
Проносились над островом зимние шквалы и бури
То во мгле и дожде, то в сиянье небесной лазури,
И качались, качались цветы за стеклом,
Чёрный бархатный шмель, золотое оплечье,
Заунывно гудящий певучей струной,
Ты зачем залетаешь в жильё человечье
Сквозь редкий сад шумит в тумане море —
И тянет влажным холодом в окно.
Сирена на туманном косогоре
На тёмном рейде струнный лад,
Огни и песни в Катанее...
В дни скорби любим мы нежнее,
Осыпаются астры в садах,
Стройный клён под окошком желтеет,
И холодный туман на полях
Один встречаю я дни радостной недели, —
В глуши, на севере… А там у нас весна:
Растаял в поле снег, леса повеселели,
Ограда, крест, зелёная могила,
Роса, простор и тишина полей…
— Благоухай, звенящее кадило,
Обрыв Яйлы. Как руки фурий,
Торчит над бездною из скал
Колючий, искривлённый бурей,
Древнюю чашу нашёл он у шумного синего моря,
В древней могиле, на диком песчаном прибрежье.
Долго трудился он; долго слагал воедино
Несть, Господи, грехов и злодеяний
Превыше милосердья Твоего!
Рабу земли и суетных желаний
Ходили в мире лже-Мессии, —
Я не прельстился, угадал,
Что блуд и срам их литургии