Читатель мой, мои стихи
столь далеки от идеала...
Одно достоинство у них -
что я сама ценю их мало.
Я не хочу их ни бранить,
ни проявлять к ним снисхожденья,
дабы никто не возомнил,
что я им придаю значенье.
Не почитателя я тщусь
найти в тебе, мой добрый гений,
но беспристрастного судью
моих бесхитростных творений.
В сужденьях независим ты,
судью честней найду едва ли, -
суди ж меня - мои стихи
меня навек с тобой связали.
Суди. На свете ничего
нет выше разума от века.
Не посягает даже бог
на разуменье человека.
Любой твой приговор приму,
суди меня как можно строже:
коль нелицеприятен суд -
чем он суровей, тем дороже.
Придворной Музе угодить
ты сможешь при одном условье:
злословьем в меру поперчив,
ей кушанье из славословья.
А я равно твоя слуга,
придусь иль нет тебе по нраву:
придусь - так не жалей похвал,
а нет - брани меня по праву.
Могла бы про свои стихи
сказать себе я в оправданье,
что переписывают их
подчас без должного вниманья,
что неразборчива рука
у переписчика иного, -
а если буква неверна,
то сразу умирает слово,
что я сама порой спешу,
жалея на отделку время,
что слишком краток мой досуг,
обязанностей тяжко бремя,
что нездоровье подвело,
что я в заботах с головою,
что и сейчас мое перо
спешит, пришпоренное мною.
В моих словах, надеюсь я,
ты не усмотришь доказательств
того, что я в своих грехах
виню стеченье обстоятельств.
Своим стихам, читатель мой,
поверь, сама я знаю цену;
но твой мне важен приговор, -
стихи выходят на арену...
Тебе на суд их отдаю:
хвали, брани их с миной строгой,
и пусть стихи мои идут
им предназначенной дорогой.
Но помни, что в твоих руках
всего лишь проба, и покуда
ты не распробуешь куска,
не торопись порочить блюдо.
