Вот такой натюрморт – это, сразу скажу, не по мне.
Вроде всё здесь на месте, объёмно вполне, не от схемы,
даже солнце блестит – очевидно, напротив, в окне, –
но об этой еде ни за что не напишешь поэмы.
Ах, зачем нам пытаются это подсунуть взамен
настоящих, восторженных персиков, слив, винограда?
Есть и белая скатерть, – но где этой скатерти плен,
где крахмальная корочка – или харизмы не надо?
Драпировка сухая – простите: увы, «не фонтан»,
в ней естественны складки, но выписана через силу,
без души, без события – в том её главный изъян.
А событие – если и вещь преподносят красиво.
Потому и от вазы стеклянной гармонии нет,
хоть прозрачна она, жёлтой груши бока нам доносит.
Ведь любви и внимания каждый достоин предмет
и частички тепла для вложения в образы просит.
Что, по-вашему, ваза? тарелки? – не образ? А чем,
извините-подвиньтесь, они на холстах нас пленяют,
если знает художник: у вещи свой собственный дзен,
то есть сущность души и прообраз кухонного рая.
А не знает – тогда он не может почувствовать соль
(или мёд) запотевших, зевающих всласть баклажанов,
и арбуз под ножом не хрустит и не скажет: «Изволь,
я на зубы согласен»: подделка он. Не для гурмана.
Ведь Машков написал не событие вещи, не рай, –
только тень, только отзвук, без вкуса и запаха. Это
имитация, проба сыграть в сотворенье предмета
из папье и маше. Ничего от него не желай