Г. С. Семенову Почему бы в столе, где хранят Авторучки, очки, сигареты,
А. Битову Два мальчика, два тихих обормотика, ни свитера,
Чего действительно хотелось, Так это города во мгле, Чтоб в небе облако вертелось И тень кружилась по земле.
По сравненью с приметами зим Где-нибудь в октябре, ноябре, Что заметны, как детский нажим На письме, как мороз на заре,
Два лепета, быть может бормотанья, Подслушал я, проснувшись, два дыханья. Тяжелый куст под окнами дрожал, И мальчик мой, раскрыв глаза, лежал.
Под сквозными небесами, Над пустой Невой-рекой Я иду с двумя носами И расплывчатой щекой.
Вода в графине - чудо из чудес, Прозрачный шар, задержанный в паденье! Откуда он? Как очутился здесь, На столике, в огромном учрежденье?
Уехав, ты выбрал пространство, Но время не хуже его. Действительны оба лекарства: Не вспомнить теперь ничего.
Ну прощай, прощай до завтра, Послезавтра, до зимы. Ну прощай, прощай до марта. Зиму порознь встретим мы.
У природы, заступницы всех, Камни есть и есть облака, Как детей, любя и этих и тех, Тяжела — как те, как эти — легка.
Одну минуточку, я что хотел спросить: Легко ли Гофману три имени носить? О, горевать и уставать за трех людей Тому, кто Эрнст, и Теодор, и Амадей.
Я смотр назначаю вещам и понятьям, Друзьям и подругам, их лицам и платьям, Ладонь прижимая к глазам, Плащу, и перчаткам, и шляпе в передней,
У меня зазвонил телефон. То не слон говорил.1 Что за стон! Что за буря и плач! И гудки! И щелчки, и звонки. Что за тон!
На рассвете тих и странен Городской ночной дозор. Хорошо! Никто не ранен. И служебный близок двор.
Времена не выбирают, В них живут и умирают. Большей пошлости на свете Нет, чем клянчить и пенять.