И.С.Тургенев. Избранное.Классическая библиотека "Современника".Москва: Современник, 1979.

Я шел среди высоких гор,
Вдоль светлых рек и по долинам..
И все, что ни встречал мой взор,
Мне говорило об едином:

Я шел среди высоких гор,
Вдоль светлых рек и по долинам..
И все, что ни встречал мой взор,
Мне говорило об едином:

Писатель сидел у себя в комнате за рабочим столом. Вдруг входит к нему критик.
     
- Как!- воскликнул он,- вы все еще продолжаете строчить, сочинять после всего, что я написал против вас, после всех тех больших статей, фельетонов, заметок, корреспонденции, в которых я доказал как дважды два четыре, что у вас нет - да и не было никогда - никакого таланта, что вы позабыли даже родной язык, что вы всегда отличались невежеством, а теперь совсем выдохлись, устарели, превратились в тряпку!

Писатель сидел у себя в комнате за рабочим столом. Вдруг входит к нему критик.
     
- Как!- воскликнул он,- вы все еще продолжаете строчить, сочинять после всего, что я написал против вас, после всех тех больших статей, фельетонов, заметок, корреспонденции, в которых я доказал как дважды два четыре, что у вас нет - да и не было никогда - никакого таланта, что вы позабыли даже родной язык, что вы всегда отличались невежеством, а теперь совсем выдохлись, устарели, превратились в тряпку!

День за днем уходит без следа, однообразно и быстро.
     
Страшно скоро помчалась жизнь, скоро и без шума, как речное стремя перед водопадом.

День за днем уходит без следа, однообразно и быстро.
     
Страшно скоро помчалась жизнь, скоро и без шума, как речное стремя перед водопадом.

Я встал ночью с постели... Мне показалось, что кто-то позвал меня по имени... там, за темным окном.
     
Я прижался лицом к стеклу, приник ухом, вперил взоры - и начал ждать.

Я встал ночью с постели... Мне показалось, что кто-то позвал меня по имени... там, за темным окном.
     
Я прижался лицом к стеклу, приник ухом, вперил взоры - и начал ждать.

То не ласточка щебетунья, не резвая касаточка тонким крепким клювом себе в твердой скале гнездышко выдолбила...

То с чужой жестокой семьей ты понемногу сжилась да освоилась, моя терпеливая умница!

То не ласточка щебетунья, не резвая касаточка тонким крепким клювом себе в твердой скале гнездышко выдолбила...

То с чужой жестокой семьей ты понемногу сжилась да освоилась, моя терпеливая умница!

- Почему вы так дорожите бессмертием души?- спросил я.
     
- Почему? Потому что я буду тогда обладать Истиной вечной, несомненной... А в этом, по моему понятию, и состоит высочайшее блаженство!

- Почему вы так дорожите бессмертием души?- спросил я.
     
- Почему? Потому что я буду тогда обладать Истиной вечной, несомненной... А в этом, по моему понятию, и состоит высочайшее блаженство!

     У бабы-вдовы умер ее единственный, двадцатилетний сын, первый на селе работник.
     Барыня, помещица того самого села, узнав о горе бабы, пошла навестить ее в самый день похорон.
     Она застала ее дома.

     У бабы-вдовы умер ее единственный, двадцатилетний сын, первый на селе работник.
     Барыня, помещица того самого села, узнав о горе бабы, пошла навестить ее в самый день похорон.
     Она застала ее дома.

Она протянула мне свою нежную, бледную руку... а я с суровой грубостью оттолкнул ее.
     
Недоумение выразилось на молодом, милом лице; молодые добрые глаза глядят на меня с укором; не понимает меня молодая, чистая душа.