И.С.Тургенев. Избранное.Классическая библиотека "Современника".Москва: Современник, 1979.

Мне жаль самого себя, других, всех людей, зверей, птиц... всего живущего.
     
Мне жаль детей и стариков, несчастных и счастливых... счастливых более, чем несчастных.

Мне жаль самого себя, других, всех людей, зверей, птиц... всего живущего.
     
Мне жаль детей и стариков, несчастных и счастливых... счастливых более, чем несчастных.

       Я шел по широкому полю, один.
       
И вдруг мне почудились легкие, осторожные шаги за
моей спиною... Кто-то шел по моему следу.

       Я шел по широкому полю, один.
       
И вдруг мне почудились легкие, осторожные шаги за
моей спиною... Кто-то шел по моему следу.

     Вблизи большого города, по широкой проезжей дороге шел старый, больной человек.
     Он шатался на ходу; его исхудалые ноги, путаясь, волочась и спотыкаясь, ступали тяжко и слабо, словно чужие; одежда на нем висела лохмотьями; непокрытая голова падала на грудь... Он изнемогал.
     Он присел на придорожный камень, наклонился вперед, облокотился, закрыл лицо обеими руками — и сквозь искривленные пальцы закапали слезы на сухую, седую пыль. Он вспоминал...

     Вблизи большого города, по широкой проезжей дороге шел старый, больной человек.
     Он шатался на ходу; его исхудалые ноги, путаясь, волочась и спотыкаясь, ступали тяжко и слабо, словно чужие; одежда на нем висела лохмотьями; непокрытая голова падала на грудь... Он изнемогал.
     Он присел на придорожный камень, наклонился вперед, облокотился, закрыл лицо обеими руками — и сквозь искривленные пальцы закапали слезы на сухую, седую пыль. Он вспоминал...

       Проживая — много лет тому назад — в Петербурге, я,
всякий раз как мне случалось нанимать извозчика, вступал с ним в беседу.
Особенно любил я беседовать с ночными извозчиками,
бедными подгородными крестьянами, прибывавшими в столицу с окрашенными вохрой санишками и плохой клячонкой — в надежде и самим прокормиться и собрать на оброк

       Проживая — много лет тому назад — в Петербурге, я,
всякий раз как мне случалось нанимать извозчика, вступал с ним в беседу.
Особенно любил я беседовать с ночными извозчиками,
бедными подгородными крестьянами, прибывавшими в столицу с окрашенными вохрой санишками и плохой клячонкой — в надежде и самим прокормиться и собрать на оброк

       У меня был товарищ — соперник; не по занятиям, не
по службе или любви; но наши воззрения ни в чем не сходились, и всякий раз, когда мы встречались, между нами
возникали нескончаемые споры.
       Мы спорили обо всем: об искусстве, о религии, о науке,

       У меня был товарищ — соперник; не по занятиям, не
по службе или любви; но наши воззрения ни в чем не сходились, и всякий раз, когда мы встречались, между нами
возникали нескончаемые споры.
       Мы спорили обо всем: об искусстве, о религии, о науке,

       Нас двое в комнате: собака моя и я. На дворе воет
страшная, неистовая буря.
       Собака сидит предо мною — и смотрит мне прямо в
глаза.

       Нас двое в комнате: собака моя и я. На дворе воет
страшная, неистовая буря.
       Собака сидит предо мною — и смотрит мне прямо в
глаза.

Я видел перерубленного гада.
     
Облитый сукровицей и слизью собственных извержений, он еще корчился и, судорожно поднимая голову, выставлял жало... он грозил еще... грозил бессильно.

Я видел перерубленного гада.
     
Облитый сукровицей и слизью собственных извержений, он еще корчился и, судорожно поднимая голову, выставлял жало... он грозил еще... грозил бессильно.

Все говорят: любовь - самое высокое, самое неземное чувство. Чужое я внедрилось в твое: ты расширен - и ты нарушен; ты только теперь зажил [?] и твое я умерщвлено. Но человека с плотью и кровью возмущает даже такая смерть... Воскресают одни бессмертные боги...